ВИЧ шаговой доступности
Это чья-то дочка. Это чья-то мама. Бабушка. Соседка. Обычная женщина, живущая рядом. Эпидемия ВИЧ перестала быть абстрактной опасностью – до нее можно дотянуться рукой. ВИЧ проступает вокруг нас – конкретными лицами. Преимущественно женскими.
Из кабинета женской консультации на Ржевке, адрес которой я знаю более 20 лет, выходит миловидная девушка лет восемнадцати и быстро проскальзывает мимо меня. «Это вы пришли про ВИЧ поговорить? К нам много ходят с ВИЧ наблюдаться», – обращается врач ко мне и тяжело вздыхает вслед убегающей пациентке.
…Представьте, что в каждом переполненном автобусе с вами едет ВИЧ-инфицированный
В каждом петербургском доме по крайней мере несколько ВИЧ-положительных, и может быть, именно та милая соседка, к которой вы заходите одолжить соль или луковицу, завтра узнает или уже знает свой диагноз. Прирост заразившихся сейчас пошел в основном за счет благополучных женщин, получивших ВИЧ в семье. Женщины составляют более 40% от числа ВИЧ-плюс; более того, в России заражена каждая сотая, а где-то и каждая пятидесятая будущая мама. В Петербурге из горожанок с ВИЧ, которые встали на учет в 2013–2014 гг., 93 процента – женщины детородного возраста, от 18 до 40 лет. Четыре пятых из них никогда не принимали наркотики.
«У нас район – один из лидеров по ВИЧ в городе, – рассказывает гинеколог с 40-летним стажем Ольга Матарадзе; Ольга работает с ВИЧ-инфицированными уже около 14 лет, а впервые «познакомилась» с инфекцией еще раньше. – Я в конце 1980-х в Сухуми жила. И там одна девочка-официантка умерла от СПИДа. И остался у нее ребенок – мулат. Господи, вы бы видели, как его боялись! А эту девочку в могиле засыпали известью. Вот так тогда жили. Сейчас-то, конечно, большинство больше знают о болезни. Приходят культурные девчонки, которые уже и по трое детей родили, и дети здоровые, и мужья нормально относятся. Много лет ходят, наблюдаются. Но неграмотность населения ужасающая, санработа на нуле, полового просвещения нет, и от этого все и идет: у нас самый типичный случай – девочки хорошие, чистые, и заражаются от парней, которые или сами свой статус не знают, или им не говорят».
Бабушка Оля
Худенькая брюнетка с изысканно красивыми восточными чертами лица – таким и в пятьдесят можно дать от силы тридцать – еще не привыкла к своему открытому ВИЧ-статусу и немного смущена. Ольга новичок. Ее истории ВИЧ чуть больше года. Интеллигентная петербурженка, успешный финансовый консультант с высшим образованием, прекрасной речью и неотразимым обаянием. Недавно Ольга стала бабушкой. При мысли об этом лицо ее озаряется улыбкой и лучится от счастья. Обычного счастья, такого же, как у любой другой бабушки.
«Я прожила семь лет с человеком, рассталась с ним, а потом он умер от СПИДа. Сейчас думаю, что он, возможно, когда-то в командировке сделал наколку в не очень чистом месте. Мы были два обычных человека, вели здоровый образ жизни, никто никому не изменял. Ну как, как это могло произойти? Понимаете, даже когда он умер от СПИДа, я к себе это вообще не отнесла. Ну как это, я – и ВИЧ? И как-то все была в работе... Хотя я знала, от чего он умер, но думала – может, что-то произошло за тот год, пока мы не были вместе. Потом все-таки решила – пойду сдам анализ, просто чтобы не волноваться. Но знаете, это ведь очень тяжело само по себе – вообще куда-то пойти и сказать это, попросить сдать анализ на ВИЧ. Мне было трудно даже выговорить это слово. Но пошла, сдала. Дочка, помню, все спрашивала: ну как? Я отвечала – ну мне бы позвонили, если что. Тут мне и позвонили... А у меня на работе как раз крупная сделка была. Звонят, просят приехать... И понимаешь, что это все, вся твоя жизнь, – у Ольги увлажняются глаза. – И вот я ехала туда в автобусе – вдруг солнышко выглянуло, знаете, среди нашей ноябрьской серости. Какие-то люди стали подсаживаться и заговаривать со мной, и так всю дорогу говорила с кем-то, говорила... будто кто-то свыше поддержал меня тогда, мне так кажется».
История обычного человека, который сгорает за год, к сожалению, не редкость. ВИЧ в России поздно выявляют и поздно начинают лечить. Почти половина носителей узнают о своем заражении тогда, когда иммунитет уже серьезно подорван.
Меняется и контингент. ВИЧ-инфицированные бабушки перестали быть исключением из правил: ВИЧ-положительные поседели, говорят эксперты. Все больше ВИЧ-плюс выявляют в возрасте 40–50 лет и старше. А значит, приходится лечить ВИЧ вместе с болезнями почек, гипертензией, диабетом.
Первая картина Ольги. Она написала ее после того, как узнала диагноз
Диагноз Ольги подтвердился: повторный анализ показал, что ВИЧ у нее прогрессирует уже шесть лет, надо лечиться. Препараты для антиретровирусной терапии переносятся нелегко, но их надо подбирать, к ним надо приспосабливаться. «Мне первая схема лечения не подошла, – говорит Ольга. – Их вообще немного, и если ты будешь срываться, то эти схемы могут и закончиться, так как вырабатывается невосприимчивость. Препараты, безусловно, имеют побочные эффекты – как и любые другие. Почти нет людей, на которых не влияла бы терапия – и на психологическое состояние, и на пищеварение, и тошнит, бывает, и до туалета не добежать. Все это так. Кроме того, уже года два как Минздрав переходит с дорогих оригинальных лекарств на дженерики. Они дешевле, но и побочных действий у них больше, и это тяжело. А что делать? Выбора у нас нет. Знаю многих, кто вынужден за свои деньги покупать оригинальные препараты, потому что на дженерики идет тяжелая реакция организма. Но это очень, очень дорого».
«У нас же не говорят, как тяжело переносится терапия, – рассказывает эпидемиолог КВД № 7 Сергей Иванов. – Якобы выпил таблеточку-две в день и живешь, как все. Это не так»
«У нас вот доктор укололась, работая с пациентом ВИЧ-плюс, и решила на всякий случай пролечиться. Ей назначили лекарства. Она попила их день, попила два – и все, больше не смогла. Потому что это тяжелые препараты. И тяжелая жизнь. На юг, например, людям с ВИЧ категорически запрещено ездить – в тепле вирус активизируется. А у тех, кто много лет принимает терапию, бывает, начинается перераспределение жировой ткани, всякие другие трудности...»
Мама Лена
Лена, высокая блондинка 29 лет, смеется, закрывая лицо тонкой ладонью: «Понимаете, у меня типичный случай. Я решила его «спасти», а пришлось спасать себя».
Лена живет в двух кварталах от меня. На кухню, где мы пьем зеленый чай, выглядывает четырехлетний мальчик – и исчезает, не найдя на столе ничего вкусного. Это старший; младшему полтора года, у него сейчас дневной сон.
ВИЧ у Елены обнаружили шесть лет назад. «У меня были отношения с парнем, который кололся. И я думала, что сумею его вытащить. Сходились, расходились, в конце концов я поняла, что я никого не спасу, а скорее сама погибну, и что надо уходить. Я уехала. Потом его за что-то посадили... но мне было это уже не важно. Тогда как раз у него взяли анализ. И мне позвонила общая знакомая, сказала, что не мешало бы мне провериться. Я поехала в СПИД-центр на Обводном, – Лена говорит неторопливо и спокойно. Она привыкла. – Знаете, я этого результата ожидала. Но почему-то первый вопрос был про детей. Смогу ли я иметь детей. Странно, я вообще раньше особо не думала про это, я думала об учебе, будущей карьере – в 23 года было не до детей, я не была сконцентрирована на материнстве настолько. Но об этом я спросила в первую очередь».
Мотивирующий плакат психологического тренинга «Лидер»
Лена – образцовая мама. «Я все сразу разузнала, когда забеременела, прошла всех специалистов в СПИД-центре. Но все равно надо было идти в женскую консультацию. Принесла справку, где было написано не ВИЧ, а МКБ В-23 – по-научному. Ну просто я не могла сказать, что у меня ВИЧ. Я слово ВИЧ тогда произнести не могла. Врач сначала не обратила внимания на справку. Но вдруг в какой-то момент медсестра с округлившимися глазами сказала: «Посмотрите!» Врач выпалила: «А что ж ты не сказала, что у тебя СПИД??» «У меня не СПИД! У меня ВИЧ!» – отвечаю, а сама думаю: может, мне не сказали, что я уже больна?
Лена
Вышла от врача в истерике. Хорошо, что переехала потом – тут, на Ржевке, врачи опытные, – говорит Лена. – А с этими дженериками какая была проблема! У меня было несколько схем лечения из-за беременностей. В 2012-м нам еще давали комбивир – оригинальный препарат, а потом назначили его аналог. И через месяц гемоглобин у меня, у беременной, упал в критический минус, почти до анемии дошло. Пришлось собирать кучу справок для врача, чтоб тот мог на комиссию пойти и обосновать применение оригинального препарата. Это теперь надо обосновывать на комиссии, представляете? Мы-то добились, вернула я себе оригинал, а кто-то и не добьется. Ну вот как так можно?»
Одна полоска
...Ольга носит с собой все необходимое для экспресс-анализа на ВИЧ. Смотрит вопросительно, но спросить не решается. Я делаю глубокий вдох и наконец говорю то, что давно должна была сказать. Последний анализ на ВИЧ я делала 13 лет назад, и знаю, что я в группе риска, как и все, кто живет половой жизнью без презерватива, не зная ВИЧ-статуса партнера. «Почему я? Зачем мне сдавать анализ на ВИЧ?» – глядя на Ольгу, я больше не могу цепляться за эту соломинку.
Домашний тест на ВИЧ, который можно купить в аптеке. Ольга использует эти тесты в своей волонтерской деятельности
На тестах отрицательный и положительный результат
Она надевает перчатки и достает тест-полоску. Укол почти нечувствителен; капля крови, капля реактива и одна минута ожидания. Одна полоска – ВИЧ-минус, две полоски – ВИЧ-плюс. Задержав дыхание, жду своего результата.
Розовые талончики
Ольга Матарадзе – одна из немногих гинекологов на весь Петербург, которые принимают и анонимно обследуют работниц интим-салонов по направлениям от ассоциации секс-работников «Серебряная Роза». «Я не спрашиваю никаких документов, не лезу к ним с вопросами. Может, поэтому они ко мне и ходят, – говорит Ольга Яковлевна. – Вот по этим направлениям – желтым и розовым – всех принимаю. Много ходят. Две-три девушки за день таких приходит. Я вам так скажу – лучше бы это легализовали. И дерматологи тоже так говорят. Для всех лучше – и для них самих больше защиты, и для нас с вами, потому что это же все в семьи выплескивается, в наши семьи».
Согласно данным СПИД-центра, в городе инфицированы ВИЧ около 13% «работниц коммерческого секса». Всего их в городе 50–70 тысяч, точное число неизвестно, а обследованиями «Серебряной розы» за полтора года были охвачены всего около четырех тысяч людей, вовлеченных в эту сферу: только каждая десятая девушка из «салонов». Здоровье остальных – в их собственных руках.
«Ну конечно же, я тоже за легализацию. Как врач я однозначно за, – говорит завотделением КВД № 7 Екатерина Перщетская. – Этот КВД – единственный в городе, работающий с такими клиентами. – И вообще, мы давно пришли к выводу, что эффективно бороться с ВИЧ можно только профилактикой в группах риска – в том числе в этой группе. Там эта инфекция сидит, сохраняется и распространяется, это ее резервуар. Но дело в том, что мы можем обеспечить контроль только при сотрудничестве с НКО, с волонтерами».
«А эти НКО, наоборот, уходят и выдавливаются из города, – замечает Сергей Иванов. – Сколько мы работали с «Гуманитарным действием» по американскому проекту PCI, с 2001 по 2009 год, сколько людей обследовали, а потом они ушли из России. «Врачи без границ» еще это начинали... А потом пошла травля этих организаций, и конечно, то, что к нам из этих 50 тысяч приходит сто человек в год – это ни о чем. И это лучшие приходят, кто сам о своем здоровье думает. А нам-то надо, чтоб были волонтеры, которые уличных сюда приводят, уговаривают, беседуют. Главная-то опасность в этих, кто стоит на улицах, там совсем другие проценты. С ними волонтеры должны работать, а их мало, ничтожно мало на пятимиллионный город».
«У нас выделены врачи специально для этого, и такие клиенты идут, минуя регистратуру, просто с розовым направлением от «Серебряной Розы», на котором стоит их шифр. Анонимно. Неанонимно они могут не прийти совсем. И хочу заметить, что если до 2016 года у нас была по этим людям неплохая статистика для их рода деятельности, то в 2016-м пошел рост: и ВИЧ, и гепатиты, и все остальное, – рассказывает Перщетская. – Кстати, любопытно, что почти совсем не стало наркоманов среди новых зараженных. Уже год-два их нет. Сплошь половой путь заражения. И это страшнее, потому что наркомана-то сразу видно... Они просто перестали колоться, тоже ведь хотят безопасной жизни. Перешли на другие виды наркотиков».
«Ряд товарищей типа этого депутата Милонова или священника Чаплина, которые все что-то проповедуют про нравственность – просто ничего в этом не понимают. И не им решать. Как это можно бороться с ВИЧ и не покупать импортные презервативы?»
«Это все чушь, которая вокруг этого накручивается», – возмущается Сергей Александрович. «Нравственная пропаганда – это хорошо, если она идет вместе с половым просвещением. Но нас же в школы не пускают, – присоединяется Екатерина Перщетская. – Мы занимаемся половым просвещением в ПТУ, у нас есть доктор, который отвечает за это, мы читаем лекции, оставляем там наши визитки, чтобы они к нам приходили. В школы не пускают давно. Ну и как тогда мы будем выходить из ситуации?»