Кого считать политзэком?
Через две недели у Бориса Стомахина, одного из самых противоречивых заключенных сегодняшней России, оказавшегося в тюрьме лишь за слова, день рождения: десятый, который он встретит в колонии строго режима.
Когда несколько недель назад Борис Стомахин узнал, что суд Пермского края перевел его, отбывающего многолетний срок по обвинению в «разжигании ненависти», из колонии в тюрьму, он сказал: «Не то чтобы я сильно дорожил своей жизнью, но все-таки хотелось бы род смерти выбрать по собственному усмотрению. Я не уверен, что выживу там, не уверен, что меня не замордуют».
Как поясняет координатор комитета в защиту Бориса Стомахина Виктор Корб, тюрьмы, где заключенные содержатся в камерах, которые еще с советских времен политзэки называли крыточными тюрьмами, или крытками, – «это апофеоз узаконенного произвола, места пыточного содержания с высоким риском для здоровья и жизни заключенного».
То, что дело радикального публициста касается не только самого заключенного, сегодня ясно, увы, далеко не всем. Его признали виновным по ст. 280 УК РФ (призывы к экстремизму), ст. 282 УК РФ (возбуждение ненависти либо вражды), а также по ч. 1 ст. 205.2 УК РФ (оправдание терроризма) и ч. 2 ст. 205.2 (публичное оправдание терроризма с использованием СМИ).
Стомахин сидит уже десять лет, с перерывом в полтора года, и все это время не прекращается дискуссия, можно ли считать его политическим заключенным.
Ведь сидит он лишь за слова – написанные или произнесенные, а не за совершение преступных действий. При этом каждую из статей, по которым он приговорен, можно назвать политической. По крайней мере, в этом убеждены члены общественного комитета защиты Бориса Стомахина, куда входят правозащитники и диссиденты советской эпохи, в том числе Владимир Буковский (членом комитета была и ныне покойная Наталья Горбаневская), но им так и не удалось убедить широкую правозащитную общественность в том, что дело Стомахина – политическое.
«Мы неоднократно высказывали осуждение преследования Бориса Стомахина, – поясняет член совета правозащитной организации «Мемориал» Сергей Давидис. – Его наказание абсолютно неадекватно тому, что он делал. Но, к сожалению, он не попадает под международные критерии политических заключенных». Крупнейшая международная правозащитная структура Amnesty International определяет «узника совести» как человека, страдающего из-за своих убеждений, но не прибегавшего к насилию и не призывавшего к насилию и ненависти.
Но вот парадокс. Отказывая Стомахину в праве считаться политзэком, «Мемориал», по словам Сергея Давидиса, указывает на «незаконность и необоснованность его преследования по политическому мотиву». В версии «Мемориала» Стомахин и не политический, и не уголовник, а нечто среднее.
Противоречивость, хотя и чуть меньшую, сохраняет в отношении к заключенному «Открытая Россия», которая хоть и включила его в список политзаключенных, нуждающихся материальной помощи, но характеризовала его как «особый случай». И помощь ему оказали в итоге не как узнику совести, а скорее как больному человеку. Иными словами, Стомахин опять оказался и политическим, и неполитическим одновременно.
Что же такого совершил Борис Стомахин, что правозащитные структуры отказываются признавать его в полной мере политическим заключенным?
Обратимся к материалам дела.
В судебном протоколе сказано, что он, «осознавая общественную опасность своих действий, действуя публично, воспользовавшись при этом своим персональным компьютером, используя свободный доступ в интернет, в своем блоге разместил для просмотра такую-то статью, тем самым представил ее на обозрение неограниченному кругу лиц».
При этом суд согласился, что Стомахин не призывал к убийству конкретных людей. Обвинению приходилось делать постоянные ремарки вроде: «В тексте содержатся косвенные призывы к насилию». Но его все равно осудили за слова, не связанные ни с преступными делами, ни с угрозами в адрес конкретных лиц. Словесные тирады, за которые Стомахин дважды оказывался в тюрьме, относились к его резкому неприятию российской политики в Чечне. Публицист негативно отзывался не только о российской власти, но и о русском народе, считая его ответственным за действия правительства. Вроде бы политическая подоплека дел очевидна. Так почему же правозащитники в сомнениях?
Просто сам дискурс о том, кого можно и кого нельзя считать узником совести, весьма размыт. Это хорошо видно в цифрах. Так, по данным правозащитной организации Союз солидарности с политзаключенными (ССП), на 18 июля 2017 года в России насчитывается 401 человек, преследуемый или лишенный свободы по политическим мотивам. В то же время «Мемориал» говорит всего о 102 политзэках в РФ, правда, уточняя, что список неполный.
«Когда организации, призванные стоять на страже прав человека, заявляют, что не готовы признать узниками совести тех, кто, не совершая насильственных действий, «призывал к насилию» (притом не в адрес конкретных людей, а «вообще») и по этой причине оказался в тюрьме, – эти правозащитные структуры поступают, по моему глубокому убеждению, бессовестно, – считает историк Даниил Коцюбинский, один из инициаторов создания комитета в защиту Бориса Стомахина. – Получается, что политический активист, призывающий, допустим, к вооруженной борьбе против вооруженной оккупации или же к вооруженному восстанию против авторитарного режима, – простой уголовник. Даже в царской России революционеры считались «политическими», и лишь после установления тоталитарной власти большевиков политзэков стали бросать в камеры к блатным».
«Я считаю, что за слова сажать нельзя, – комментирует ситуацию руководитель филиала правозащитной организации «Мемориал» в СПб Ирина Флиге. – И никогда было нельзя. Но что касается термина «политзаключенный», с этим понятием просто беда. Оно не имеет и не может иметь, на мой взгляд, очень твердых критериев».
«В РФ, как и в СССР, понятие «политзаключенный» вне закона. У нас есть только Уголовный кодекс, в нем все статьи уголовные. Нет отдельного раздела «политические статьи»…»
«Года три назад у нас была публичная дискуссия представителей разных общественных правозащитных групп на эту тему, – рассказывает Сергей Давидис, – где высказывались разные позиции. В ходе дебатов сошлись на том, что нельзя наказывать лишением свободы по крайней мере за высказывание. В этой связи статья 282 УК РФ сформулирована ужасно, но это мое личное мнение. Это вопрос юридической техники: как описать уголовно наказуемые высказывания, которые реально содержат общественную опасность...»
Во Всеобщей декларации прав человека прописано четко: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их». Данный пассаж повторяется и в ст. 29 Конституции РФ. Однако далее она содержит оговорки: «Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть или вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства». В общем, почти как в инструкции, приписываемой одному из начальственных персонажей Салтыкова-Щедрина: «Никому не запрещается ходить по улицам. Прим.: Попробуй походи!»
«Нельзя отменить свободу человека говорить то, что он считает нужным, даже если кому-то его высказывания кажутся неверными, – заявляет петербургский правозащитник, экс-депутат ЗакСа Леонид Романков. – Помните знаменитое: «Я ненавижу все, что вы говорите, но я готов отдать жизнь за то, чтобы вы имели право это высказать»?»
«Разумеется, есть случаи, когда призывы к насилию должны быть уголовно наказуемы, – говорит Даниил Коцюбинский. – Это случаи, когда нарушены права на личную безопасность конкретного человека или когда слова непосредственно соединены с преступными действиями. Ключевое слово – непосредственно. Суд, разбирая суть сказанного Стомахиным (по большей части, к слову, в стихах) в адрес России и русских людей, должен был увидеть в этих яростных проклятиях не «призыв к насилию», а просто крик отчаяния. Но этого не произошло».
…В эпоху Николая I в России тоже случались «русофобы». За «разжигание ненависти» к России и русскому народу Николай I, как известно, официально признал Петра Чаадаева сумасшедшим и посадил под домашний врачебный арест. Но не прогнал сквозь строй и не упек на зону в крытую тюрьму с уголовниками…
Серафима ТАРАН