Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

«Милостыню не подаем!»

24 августа 2017 18:51 / Культура

Фрагмент из книги автора чеченских дневников и рассказов

События документального романа Полины Жеребцовой «45-я параллель» происходят в Ставрополе. Он основан на дневниках, которые автор вела в 2005–2006 годах. Его герои – чеченские беженцы, прошедшие войну, дети, ищущие с родителями металл на свалках, чтобы купить хлеба, старики и нищие. В России книга пока не издана, но в середине сентября она выходит на русском языке на Украине в издательстве «Фолио». Публикуем одну из глав.

Паспорт

…В марте пришла новая беда: двадцатого числа мне исполнялось двадцать лет.

По российскому законодательству в этом возрасте человек обязан поменять внутренний паспорт. Но для нас это означало совершенно безвыходную ситуацию.

Чтобы человеку выдали паспорт, он должен иметь собственное жилье или прописаться у родных. Если гражданин не имеет такой возможности, он должен стать бомжом и не беспокоить представителей власти. Но мы все-таки решили побеспокоить и пошли в паспортный стол.

В холле стояли дерматиновые кресла, как в советских кинотеатрах, а граждане жались вдоль стен, пытаясь заскочить в кабинет руководства. Это называлось живой очередью, когда нет предварительной записи, нет номерков с датой и временем и люди со своими проблемами рвутся, кричат и периодически дерутся прямо в коридорах.

Мама, выстояв очередь, подошла к информационному окошку.

– Все решает наш главный. К нему идите! – фыркнула ей в лицо сотрудница паспортного стола, молодая девушка с милицейскими погонами.

Она не назвала нужную дверь, отвернулась и продолжила красить лаком ногти. Табличек на кабинетах не было, только номера. Поэтому люди бестолково сновали по коридорам и холлу, пытаясь угадать «правильную цифру», как в лотерейном билете.

Дверь главы паспортного стола была справа от информационного окошка. Проход к ней преграждала кадка с засохшим растением. Рядом стояли несколько человек с объемными папками в руках.

– Меня послали на три буквы, – сообщила мама.

Она задыхалась. Идя ко мне по видавшему виды светлому линолеуму, мама не заметила, что в одном месте он опасно задрался, и едва не упала.

Дверь в кабинет начальника приоткрылась, и изящная блондинка в короткой юбке появилась из-за кадки, словно видение, крепко держа поднос с кофе и пирожными. От аромата съестного у меня закружилась голова.

– Попридержи-ка остальных, – дала команду мама, рванув в узкую щель, пока дверь не захлопнулась до конца.

Очередь заволновалась, зароптала, но мама, расталкивая на ходу людей, за долю секунды преодолела расстояние, опрокинув кадку, и успела поставить ногу в калоше и теплом носке так, чтобы дверь не могла закрыться.

Мы оказались в кабинете. Здесь мебель резко отличалась от той, что снаружи. У окна стоял тяжелый стол из красного дерева, за которым сидел внушительного вида широкоплечий мужчина с безрадостным лицом и глазами, выражающими миру не больше, чем это делают стеклянные шарики.

– Вам чего? Милостыню не подаем! – Начальник отхлебнул кофе.

– Беженцы мы, – сбивчиво пояснила мама. – Десять лет под бомбами! Приехали сюда, а здесь еще хуже, чем там.

– Хм, – задумчиво произнес начальник, откусывая заварное пирожное.

– Дочка у меня одна... Ранены были... Не можем вернуться в Грозный, дом разрушен... – Мама решила пересказать нашу жизнь, но начальнику паспортного стола это было совсем не интересно. Он знаком велел блондинке выйти за дверь, что она и сделала.

Мы продолжили стоять: я молча, а мама – рассказывая об ужасах войны.

– Хватит! – наконец перебил ее начальник: – Какого хрена вам от меня надо?!

– Паспорт!

Мама покраснела.

Нам всегда бывает неловко за грубое поведение других.

– Паспорт? – нахмурился начальник паспортного стола. – При чем здесь я?

– Притом, – встряла я. – У нас нет своего жилья в Ставрополе, нет регистрации, мы прописаны в доме, который из-за боевых действий превратился в руины, там все этажи сложились гармошкой! Мы не можем купить себе даже туалет вместо жилья, чтобы прописаться в нем: такой мизерной была компенсация за квартиру в Грозном. Но мне нужен паспорт, иначе меня не берут на работу! Мы не можем вернуться в Чечню, из которой еле ноги унесли живыми...

– Хм, – раздалось в ответ.

– Если вы дадите письменное разрешение, то дочке обменяют паспорт, – подсказала мама. – Нет у нас денег! Будьте человеком!

– А жилье и прописка у вас есть?

– Нет! Бездомные мы!

– Не морочьте голову! – возмутился начальник. – Купите дом, пропишитесь, тогда и приходите. А если вы нищие, так решайте свои проблемы в другом месте. Например, поезжайте обратно в Чечню.

– Спасибо! – Мама манерно поклонилась. – Вы нам очень помогли! Как все государственные службы в этом городе. Остается только повеситься.

– Или купить прописку, – вырвалось у служителя власти.

– Это как? – спросила я.

– Прописаться у кого-то за деньги! Идите уже!

Мы оказались за дверью. Мама пнула лежащую на боку кадку и обматерила начальника. Беспорядочная очередь испуганно откатилась в сторону.

На улице нас ждал дождь со снегом.

Мать закурила, ее трясло от злости.

– Не кури! – попросила я.

– Пошла ты! – огрызнулась мама.

Мы быстро удалялись от паспортного стола и уже завернули в переулок, ведущий к торговым рядам.

– Подождите! – звучный голос заставил нас оглянуться.

По тротуару за нами бежала немолодая женщина.

– Мы знакомы? – удивленно спросила мама.

Дама в куртке с воротником из чернобурки поправила на голове шапку и сверкнула золотыми зубами:

– Конечно, знакомы! Я – Любовь.

– Отчаяние, – представилась мама и, показав на меня, добавила: – А это – Грусть.

Дама засмеялась:

– Любовь Андреевна! Я маклер. На Пятачке вас приметила. Знаю, вам прописка нужна.

– Нужна, – кивнула мать. – Вы из паспортного стола выскочили?

– Да! – закивала головой Любовь Андреевна. – Вы же по паспортному делу приходили.

– Что вы предлагаете? – спросила я.

– Я вам прописку на один год сделаю в своем доме, и вы сможете получить паспорт. Но за это нужно заплатить пятьсот долларов.

– Сколько?! – вскричала я. – Мне паспорт бесплатно полагается. По закону Российской Федерации! Я гражданка этой проклятой страны!

– Верно, – Любовь Андреевна перешла на шепот. – Все мы дети СССР. Итак, если хотите получить паспорт – пятьсот долларов… и не поздней чем через неделю. Я передам деньги кому надо, а через полчаса вам вынесут готовый паспорт со ставропольской пропиской. Прописка фиктивная, и свое новое жилище вы не увидите. Но вам ведь выбирать не приходится?

– А выписываться когда? – в шоковом состоянии спросила мать.

– Через год. Добровольно не придете выписываться, наши люди вас найдут.

– Но ведь меня по закону не выпишут, если мы не купим свое жилье, – сказала я. – Вы это понимаете?

– Пятьсот долларов, – настойчиво повторила тучная дама. – Через год мы найдем причину выписать тебя с моей жилплощади!

Дождь лил нам на голову, а вместе с ним срывались с облаков снежинки на перекрестке судьбы.

– Сволочи! – сказала я. – В этой стране все нелюди и сволочи!

– Согласна, – добродушно кивнула Любовь Андреевна. – Когда деньги принесете?

– У нас их нет, – отрезала мама и горько добавила: – Лучше бы мы погибли под бомбами!

Мы развернулись и пошли.

– Подождите! – Нас не отпускали. – Вот номер телефона. Может быть, вы одумаетесь и поймете, что я желаю вам только добра!

Маклер сунула мне в руки скомканную бумажку и покатилась обратно в паспортный стол.

Мы брели по рынку с чувством абсолютной безнадежности. Прохожие казались нам призраками, а иногда приходила мысль, что призраки – это я и мама, неуспокоенные души, не вписывающиеся в шкалу местных ценностей, предоставленные сами себе, скитающиеся между мирами и везде чужие.


Полина Жеребцова родилась в 1985 году в Грозном. На ее детство и юность выпали две чеченские войны. В 1994 году Полина начала вести дневники. В 2003-м стала журналистом. Лауреат международной премии им. Януша Корчака, финалист премии Андрея Сахарова «За журналистику как поступок». Автор книг «Дневник Жеребцовой Полины», «Муравей в стеклянной банке», «Тонкая серебристая нить», переведенных на 12 языков.


«Помощи от государства не было ни во время войны, ни после»

Это идет война. Куда она идет?

Я на стороне тех, кто не умеет стрелять