«Милостыню не подаем!»
Фрагмент из книги автора чеченских дневников и рассказов
События документального романа Полины Жеребцовой «45-я параллель» происходят в Ставрополе. Он основан на дневниках, которые автор вела в 2005–2006 годах. Его герои – чеченские беженцы, прошедшие войну, дети, ищущие с родителями металл на свалках, чтобы купить хлеба, старики и нищие. В России книга пока не издана, но в середине сентября она выходит на русском языке на Украине в издательстве «Фолио». Публикуем одну из глав.
Паспорт
…В марте пришла новая беда: двадцатого числа мне исполнялось двадцать лет.
По российскому законодательству в этом возрасте человек обязан поменять внутренний паспорт. Но для нас это означало совершенно безвыходную ситуацию.
Чтобы человеку выдали паспорт, он должен иметь собственное жилье или прописаться у родных. Если гражданин не имеет такой возможности, он должен стать бомжом и не беспокоить представителей власти. Но мы все-таки решили побеспокоить и пошли в паспортный стол.
В холле стояли дерматиновые кресла, как в советских кинотеатрах, а граждане жались вдоль стен, пытаясь заскочить в кабинет руководства. Это называлось живой очередью, когда нет предварительной записи, нет номерков с датой и временем и люди со своими проблемами рвутся, кричат и периодически дерутся прямо в коридорах.
Мама, выстояв очередь, подошла к информационному окошку.
– Все решает наш главный. К нему идите! – фыркнула ей в лицо сотрудница паспортного стола, молодая девушка с милицейскими погонами.
Она не назвала нужную дверь, отвернулась и продолжила красить лаком ногти. Табличек на кабинетах не было, только номера. Поэтому люди бестолково сновали по коридорам и холлу, пытаясь угадать «правильную цифру», как в лотерейном билете.
Дверь главы паспортного стола была справа от информационного окошка. Проход к ней преграждала кадка с засохшим растением. Рядом стояли несколько человек с объемными папками в руках.
– Меня послали на три буквы, – сообщила мама.
Она задыхалась. Идя ко мне по видавшему виды светлому линолеуму, мама не заметила, что в одном месте он опасно задрался, и едва не упала.
Дверь в кабинет начальника приоткрылась, и изящная блондинка в короткой юбке появилась из-за кадки, словно видение, крепко держа поднос с кофе и пирожными. От аромата съестного у меня закружилась голова.
– Попридержи-ка остальных, – дала команду мама, рванув в узкую щель, пока дверь не захлопнулась до конца.
Очередь заволновалась, зароптала, но мама, расталкивая на ходу людей, за долю секунды преодолела расстояние, опрокинув кадку, и успела поставить ногу в калоше и теплом носке так, чтобы дверь не могла закрыться.
Мы оказались в кабинете. Здесь мебель резко отличалась от той, что снаружи. У окна стоял тяжелый стол из красного дерева, за которым сидел внушительного вида широкоплечий мужчина с безрадостным лицом и глазами, выражающими миру не больше, чем это делают стеклянные шарики.
– Вам чего? Милостыню не подаем! – Начальник отхлебнул кофе.
– Беженцы мы, – сбивчиво пояснила мама. – Десять лет под бомбами! Приехали сюда, а здесь еще хуже, чем там.
– Хм, – задумчиво произнес начальник, откусывая заварное пирожное.
– Дочка у меня одна... Ранены были... Не можем вернуться в Грозный, дом разрушен... – Мама решила пересказать нашу жизнь, но начальнику паспортного стола это было совсем не интересно. Он знаком велел блондинке выйти за дверь, что она и сделала.
Мы продолжили стоять: я молча, а мама – рассказывая об ужасах войны.
– Хватит! – наконец перебил ее начальник: – Какого хрена вам от меня надо?!
– Паспорт!
Мама покраснела.
Нам всегда бывает неловко за грубое поведение других.
– Паспорт? – нахмурился начальник паспортного стола. – При чем здесь я?
– Притом, – встряла я. – У нас нет своего жилья в Ставрополе, нет регистрации, мы прописаны в доме, который из-за боевых действий превратился в руины, там все этажи сложились гармошкой! Мы не можем купить себе даже туалет вместо жилья, чтобы прописаться в нем: такой мизерной была компенсация за квартиру в Грозном. Но мне нужен паспорт, иначе меня не берут на работу! Мы не можем вернуться в Чечню, из которой еле ноги унесли живыми...
– Хм, – раздалось в ответ.
– Если вы дадите письменное разрешение, то дочке обменяют паспорт, – подсказала мама. – Нет у нас денег! Будьте человеком!
– А жилье и прописка у вас есть?
– Нет! Бездомные мы!
– Не морочьте голову! – возмутился начальник. – Купите дом, пропишитесь, тогда и приходите. А если вы нищие, так решайте свои проблемы в другом месте. Например, поезжайте обратно в Чечню.
– Спасибо! – Мама манерно поклонилась. – Вы нам очень помогли! Как все государственные службы в этом городе. Остается только повеситься.
– Или купить прописку, – вырвалось у служителя власти.
– Это как? – спросила я.
– Прописаться у кого-то за деньги! Идите уже!
Мы оказались за дверью. Мама пнула лежащую на боку кадку и обматерила начальника. Беспорядочная очередь испуганно откатилась в сторону.
На улице нас ждал дождь со снегом.
Мать закурила, ее трясло от злости.
– Не кури! – попросила я.
– Пошла ты! – огрызнулась мама.
Мы быстро удалялись от паспортного стола и уже завернули в переулок, ведущий к торговым рядам.
– Подождите! – звучный голос заставил нас оглянуться.
По тротуару за нами бежала немолодая женщина.
– Мы знакомы? – удивленно спросила мама.
Дама в куртке с воротником из чернобурки поправила на голове шапку и сверкнула золотыми зубами:
– Конечно, знакомы! Я – Любовь.
– Отчаяние, – представилась мама и, показав на меня, добавила: – А это – Грусть.
Дама засмеялась:
– Любовь Андреевна! Я маклер. На Пятачке вас приметила. Знаю, вам прописка нужна.
– Нужна, – кивнула мать. – Вы из паспортного стола выскочили?
– Да! – закивала головой Любовь Андреевна. – Вы же по паспортному делу приходили.
– Что вы предлагаете? – спросила я.
– Я вам прописку на один год сделаю в своем доме, и вы сможете получить паспорт. Но за это нужно заплатить пятьсот долларов.
– Сколько?! – вскричала я. – Мне паспорт бесплатно полагается. По закону Российской Федерации! Я гражданка этой проклятой страны!
– Верно, – Любовь Андреевна перешла на шепот. – Все мы дети СССР. Итак, если хотите получить паспорт – пятьсот долларов… и не поздней чем через неделю. Я передам деньги кому надо, а через полчаса вам вынесут готовый паспорт со ставропольской пропиской. Прописка фиктивная, и свое новое жилище вы не увидите. Но вам ведь выбирать не приходится?
– А выписываться когда? – в шоковом состоянии спросила мать.
– Через год. Добровольно не придете выписываться, наши люди вас найдут.
– Но ведь меня по закону не выпишут, если мы не купим свое жилье, – сказала я. – Вы это понимаете?
– Пятьсот долларов, – настойчиво повторила тучная дама. – Через год мы найдем причину выписать тебя с моей жилплощади!
Дождь лил нам на голову, а вместе с ним срывались с облаков снежинки на перекрестке судьбы.
– Сволочи! – сказала я. – В этой стране все нелюди и сволочи!
– Согласна, – добродушно кивнула Любовь Андреевна. – Когда деньги принесете?
– У нас их нет, – отрезала мама и горько добавила: – Лучше бы мы погибли под бомбами!
Мы развернулись и пошли.
– Подождите! – Нас не отпускали. – Вот номер телефона. Может быть, вы одумаетесь и поймете, что я желаю вам только добра!
Маклер сунула мне в руки скомканную бумажку и покатилась обратно в паспортный стол.
Мы брели по рынку с чувством абсолютной безнадежности. Прохожие казались нам призраками, а иногда приходила мысль, что призраки – это я и мама, неуспокоенные души, не вписывающиеся в шкалу местных ценностей, предоставленные сами себе, скитающиеся между мирами и везде чужие.
Полина Жеребцова родилась в 1985 году в Грозном. На ее детство и юность выпали две чеченские войны. В 1994 году Полина начала вести дневники. В 2003-м стала журналистом. Лауреат международной премии им. Януша Корчака, финалист премии Андрея Сахарова «За журналистику как поступок». Автор книг «Дневник Жеребцовой Полины», «Муравей в стеклянной банке», «Тонкая серебристая нить», переведенных на 12 языков.
«Помощи от государства не было ни во время войны, ни после»
Это идет война. Куда она идет?
Я на стороне тех, кто не умеет стрелять