Пускай хотя бы привыкнут отдавать протокол

– Добрый день, а у вашей комиссии состоялось уже первое заседание? – интересуется по телефону милая девушка из «Наблюдателей Петербурга».

У нас – нет, увы, не состоялось. Хотя должно бы уже. Впрочем, эти протокольные заседания – пустая формальность. К чему? Большинство вопросов решается безо всяких там заседаний.

Участковая избирательная комиссия – тесный, сплоченный коллектив, прошедший вместе не одни выборы, спаянный родственными и дружественными связями. Эдакая мафия. В составе нашей комиссии сын председательницы, сноха председательницы, институтский друг сына председательницы и несколько ее коллег по работе. Благодаря этому практически весь выборный процесс проходит быстро – без проволочек и разногласий.

В этом дружном коллективе я единственная паршивая овца, чуждый элемент, засланный казачок. Отношение ко мне настороженное, лишний раз заседать меня не зовут.

С другой стороны, от меня есть и польза. Я относительно молода, шустра, умею считать, и мое пристрастное отношение к процедурам и регламентам иногда идет на пользу. Хотя в целом, конечно, от меня больше неудобств.

Но деваться некуда – нам вместе предстоит организовать и провести ответственную, довольно сложную и утомительную процедуру. Никому не нужны лишние проблемы. Мы подчеркнуто вежливы и дружелюбны. Никаких открытых конфликтов. Все интриги строго под ковром.

Фото: rossaprimavera.ru

За неделю до выборов меня все же зовут на собрание. Там оглашаются роли и функции всех членов комиссии в день голосования, а также порядок подготовительных работ: надо оформить по всем правилам избирательный участок, пересчитать, подписать, проштамповать и оклеить марками бюллетени, составить формы для документов, сброшюровать списки избирателей, организовать голосование на дому. Это всё рутинные, но очень ответственные процессы. В этот раз планируются образцово-показательные выборы, поэтому завершение процедуры и подсчет голосов мы даже репетируем заранее на камеру, чтобы в день выборов все прошло без лишней суеты.

Видеонаблюдение вообще-то нервирует моих коллег, но это уже не первые выборы «под камерами», и они привыкли. «Всевидящее око Саурона» уже не представляется таким страшным, его надо просто учитывать в разговорах и перемещениях.

Перед выборами все немного волнуются. Прошлые, парламентские, были у меня первыми, и я очень переживала: а что делать, если что-то пойдет не так, как себя вести, если замечу нарушения, вдруг комиссия начнет мухлевать, и я окажусь одна против сплоченного коллектива. Теперь я не волнуюсь, так как знаю, что если и будут махинации, председательница комиссии постарается сделать так, чтобы они произошли максимально незаметно для меня. В этой игре все делают честные и беспристрастные лица, но внимательно следят за руками.

---

Где именно можно ожидать подвоха, я могу догадываться только по фигурам умолчания. Это когда председательница внезапно перебивает собеседника на полуфразе и оттаскивает его подальше для продолжения разговора: бережет меня от лишней информации.

---

– Нас завтра вызывают в администрацию, – подходит барышня из соседней комиссии, – сказали надо…

– Ох! Стой-ка! – моя начальница резко разгибается и хватает собеседницу за локоть. – Ой, у меня голова закружилась, тут так душно! – с этими словами она бодро вытаскивает ее из помещения, где мы наклеиваем марки.

Когда нам в комиссию приносят большой светодиодный фонарь на случай отключения электричества, а председательница при этом делает странные глаза, я отмечаю для себя, что надо прихватить с собой фонарик. 

Важный элемент выборного процесса – наблюдатели. Даже суперчестный, но единственный член УИК не в состоянии предотвратить все махинации на выборах. Во-первых, он работает. Выдает бюллетени, общается с избирателями, очень много и тщательно считает и запросто может пропустить хоть вброс, хоть карусель. Кроме того, член комиссии – живой человек. Он проводит на избирательном участке почти сутки. Он иногда хочет есть, пить, в туалет, элементарно устает. Поэтому отслеживать вбросы и карусели – задача наблюдателей. Они могут сунуть нос в любую книгу, следить за урной по очереди, считать пришедших на участок, задавать членам комиссии глупые вопросы типа а что это вот у вас тут такое странное в списках происходит. За это комиссии очень не любят наблюдателей и стараются запугать своей суровостью, чтобы те не слишком-то выпендривались. Но для меня наблюдатели очень важны.

– А вот мы давеча говорили про списки избирателей, – замечаю ненароком. – Я тут прочитала, что по закону наблюдатели вправе знакомиться со списками, только фотографировать их нельзя. Так что мы не должны им в этом препятствовать. Это нарушение закона.

– Где это ты прочитала? – сердится председательница.

– В памятке для наблюдателей, – честно отвечаю я.

– Ты же не наблюдатель, ты член комиссии, – нервничает руководство. – Переключайся, думай как член комиссии. Не надо думать за наблюдателей.

Фото: Николай Овсянников

Впрочем, у нас же образцово-показательные выборы. Поэтому председатели комиссий с наблюдателями очень любезны, правда сажают их подальше от урны и секретаря комиссии.

В день выборов неожиданно обнаруживаю, что мне выдали не книгу с адресами по району, как я рассчитывала, а ту самую книгу с допсписками голосующих по новой системе открепительных. 

Дело в том, что в новой процедуре голосования по месту пребывания заложена здоровенная дыра. Человек мог за месяц до выборов подать заявление и проголосовать в любой точке страны. Это хорошо для избирателей, но процедура оказалась полностью непрозрачной. Все списки открепившихся спускаются в УИК прямо перед выборами. Проверить их честность нет никакой возможности. Я предполагала, что меня, как чужака, к этим спискам не подпустят даже, посадят на адреса в уголок, как в прошлый раз. И вдруг в моих руках оказалась та самая книга с открепившимися на наш участок, в которой было более двухсот человек. Это очень много, учитывая, что на участке чуть больше двух тысяч избирателей. Примерно 10%. А когда назвали число открепившихся с нашего участка, чтобы проголосовать в другом месте – больше трехсот, – мне стало совсем плохо. Потому что это мой участок, я здесь живу. Здесь учатся мои дети, ходят в садик, играют на площадках, я знаю своих соседей. На прошлых думских выборах проголосовавших было 770 человек. Кто все эти люди, прописанные в соседних домах и решившие голосовать в другом месте?

День начинался с нехороших ощущений. Особенно когда к моему столу с самого утра начали подходить пачками знакомые друг с другом барышни, открепившиеся для голосования на мой участок, я вовсе приуныла.

---

Особенно подозрительно, когда открываешь паспорт, а там прописка рядом совсем, на соседней улице. Зачем человек откреплялся, проходил процедуру в ТИКе или МФЦ, тратил время, вместо того чтобы в день выборов пройти лишние 500 метров?

---

Да, при этом я чувствую себя параноиком.

Однако скоро мне стало не до того. Избиратель проснулся и пошел голосовать. К моему столу образовалась очередь. Выдача бюллетеня требует сосредоточенности – найти в списке, проверить паспортные данные, записать, расписаться, взять подпись, выдать бюллетень, учесть в статлисте. Ошибаться нельзя, это всё документы строгой отчетности.

«Здравствуйте, присаживайтесь, ваш паспорт, пожалуйста, спасибо, вот ваш паспорт, здесь ваша подпись, вот ваш бюллетень, вам спасибо, здравствуйте» – и так несколько часов. К полудню я устала как собака, глаза у меня были квадратные, а лица посетителей слиплись в один комок. Если бы не список, в котором каждый расписывался напротив своей фамилии, я бы решила, что одни и те же люди ходят ко мне по кругу.

Периодически к нам влетал энергичный незнакомый молодой человек. Он требовал, чтобы я искала в списках открепившихся на мой участок разных людей. Они забыли номер участка, на который открепились, и потеряли бумажку. В нашей школе четыре избирательных участка, на двух этажах. Наверное, он обегал их все.

– Кто это такой? – изумленно спрашиваю у коллеги.

– Не знаю, – пожимает она плечами. – Кто–то из соседней комиссии, наверно.

– А почему он не позвонит, например, в ТИК, чтобы найти фамилию пропавшего? Такая процедура предусмотрена.

Коллега вновь пожимает плечами: мол, странный тип, ну что с них возьмешь?

Явка и правда была большая. Поток избирателей пошел на спад только после четырех часов дня. И как раз в этот момент один за другим пошли граждане, жаждущие скандала.

Пожилой подвыпивший джентльмен, грозивший, что сейчас он будет снимать всё, что мы тут делаем, а потом подаст на нас жалобу, нервная дама, стыдившая нас за то, что ее избирательный участок находится в другом месте, молодой человек, обидевшийся, что ему не досталось подарка для голосующих впервые, хотя, судя по его паспорту, на предыдущих выборах он уже был совершеннолетний.

С подарками вообще как-то вышло нехорошо.

– А на сайте писали, что тем, кто впервые голосует, выдадут футболки. А почему вы не выдаете? – спросил молодой человек в длинной очереди открепившихся студентов.

У нас не было никаких футболок в принципе. Мы их и в глаза-то не видели. Понятия не имею, где и что написали на этот счет.

– Ну, раз у вас нет футболок, то и голосовать не буду, – обиделся юноша.

Коллега за соседним столом вздохнула:

– Ну вот почему все так организовано? Пообещают людям по телевизору футболки, нам их никто не выдавал, а мы виноваты оказываемся. Как будто мы их присвоили.

В 17 часов к нам снова залетает энергичный юноша:

– Какая у вас явка?

– 57 процентов, – нехотя отвечает ему коллега.

– По стране уже 58! – зачем-то громко кричит юноша и снова убегает. Видимо, повышать явку.

В этот момент я думаю, что он мне напоминает комсомольского работника советских времен.

Фото: kp.ru

После 18 часов людей уже почти нет и члены комиссии начинают предварительно считать книги. Должно сойтись количество полученных бюллетеней, количество оставшихся и записи в списке избирателей. Когда к тебе за несколько часов прошла пара сотен человек, запросто можно что-то напутать. Своих примерно 250 человек я пересчитываю почти час, и очень радуюсь, когда все совпадает.

В 20.00 избирательный участок закрывается, и начинается подсчет голосов. Честные граждане ложатся спать, и просыпается мафия.

Впрочем, в этот раз никакой интриги нет. Все очевидно и без всяких ухищрений. Количество бюллетеней в урнах говорит само за себя. Их действительно в два раза больше, чем на прошлых выборах. Мы пересчитываем и гасим неиспользованные бюллетени, считаем книги. Главное, чтобы сошлись все ключевые цифры в итоговом протоколе. Теперь он отправляется сразу в электронном виде, и система не пропустит некорректные данные. А если что-то не сойдется по цифрам – придется пересчитывать. Этого боятся все. Люди очень устали и хотят домой.

Ответственную процедуру сортировки и подсчета голосов доверяют мне. Я настаиваю, чтобы она проходила как положено: один член комиссии по очереди поднимает и объявляет каждый бюллетень. Председательница вздыхает, но соглашается. Мы под камерами, это образцово-показательные выборы, раз так хочешь – пускай.

– Ох, мы же до утра так будем их считать, – жалобно восклицает кто-то из коллег.

– Так правильно, такова процедура, – настаиваю я.

Нехотя члены комиссии расползаются вокруг стола с табличками кандидатов. Мне кажется, они ненавидят меня за упрямство и щепетильность. Не будь тут меня и наблюдателей, бюллетени бы быстренько рассортировали безо всякого ненужного оглашения. Впрочем, не будь тут меня и наблюдателей, можно было бы вообще ничего не считать. Сымитировать чего-нибудь на камеры, написать в протокол все, что нужно, и разойтись по домам. Итоги голосования никого не интересуют. Всех интересует только один вопрос: во сколько мы сегодня попадем домой?

Я начинаю поднимать бюллетень за бюллетенем и оглашать каждую отметку, как этого требуют правила.

---

– Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. О – Собчак. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин. Путин.

---

Через десять минут председательница отходит от стола. Ей больше не интересно. Она возвращается к секретарю и книгам.

Мне тоже минут через двадцать этого камлания становится нехорошо, и я прошу меня заменить. Отправляюсь на другой край стола вытаскивать и расправлять бюллетени из общей кучи. Заодно присматриваюсь, чтобы не было пачек, похожих на вброс. Пачек нет. Все бюллетени лежат, как им положено, по отдельности.

Когда попадается фамилия, отличная от Путина, комиссия даже оживляется слегка. Все следят, чтобы голос по ошибке не ушел в другую пачку. «Куда понесли Грудинина! Эх, все норовят обобрать протестного кандидата! Верните Бабурину его голос, у него и так их тут негусто». Когда произносится «Сурайкин», всем отчего-то становится смешно. За всю процедуру фамилия звучит всего лишь четыре раза. На одном бюллетене мы читаем целое послание, где человек рассуждает о тщете голосования. Иногда мы немного спорим, считать бюллетень действительным или нет. Но в общем недолго. Количество «непутинских» голосов или испорченных бюллетеней настолько ничтожно, что не жалко засчитать лишний туда или сюда.

– Мне сегодня Путин будет сниться, – жалуется молодой и веселый член комиссии.

– А все соседние комиссии уже посчитали и по домам идут, – ехидно сообщает мне председательница. Я чувствую себя виноватой в том, что заставила соблюдать утомительную и бессмысленную в данном случае процедуру. Куча бюллетеней на столе расползается по пачкам слишком медленно.

Юлия Шляхова // Фото: vk.com

После подсчета голосов мы вносим всё в протокол, цифры сходятся, аллилуйя. Только тут я замечаю, что цифры по выданным и неиспользованным бюллетеням сошлись как-то уж очень чисто, в прошлый раз с ними было возни на два часа, и понимаю, что я упустила процедуру подсчета по книгам. Она прошла мимо меня, как-то слишком тихо, и, в сущности, секретарь могла просто написать нужную цифру в протокол. Расстраиваюсь, злюсь на себя, но требовать пересчитывать книги уже глупо. Да и что я рассчитываю там найти? Расхождение на пару-тройку неучтенных бюллетеней? Цифра объявлена, протокол сошелся, все быстренько пакуют документы и собираются по домам. Я единственный член комиссии, кто проверяет цифры в протоколе перед тем, как его подписать, и требует себе копию.

– А тебе-то зачем? – изумляется председательница.

– Нужен, я и в прошлый раз брала. Я член комиссии, имею право на свою копию. В конце концов, я проторчала тут весь день.

– На стенку повесишь, в рамочку? – подтрунивает председательница.

– А то, – отвечаю. – Внукам буду хвастаться, как участвовала в жизни государства.

На самом деле это, конечно, совершенно бесполезный, никому не нужный протокол. Как и вообще вся процедура. Как и сами эти выборы – бессмысленные и беспощадные. Но я настаиваю и забираю протокол, потому что это не последние в жизни выборы, и когда-нибудь, возможно, в следующий раз, итоговый протокол окажется важным, нужным и значимым документом. И все эти процедуры подсчета окажутся важными и нужными. И сами выборы, я надеюсь, когда-нибудь будут настоящими выборами.

А пока пускай хотя бы привыкнут отдавать протокол.