«летучий голландец»: на капитанском мостике — вагнер

Мне часто кажется, что Рихард Вагнер посвятил всю свою жизнь и творчество доказательству тезиса, что гений и злодейство могут спокойно идти рука об руку, плодотворно сотрудничая и взаимно обогащая друг друга. Я имею в виду даже не его пресловутый антисемитизм, исповедуя который, он тем не менее не брезговал иной раз просить финансовой помощи у Генриха Гейне, а ту легкость, с которой он предавал друзей, благодетелей и женщин, пользовался чужими состояниями и судьбами для достижения своих творческих и личных целей. Известный австрийский музыковед Ганс Галь в своем исследовании, посвященном жизни и творчеству великого саксонца, мимоходом замечает: то, что просто так прощалось людьми, государствами и силами самой судьбы Рихарду Вагнеру, не простилось бы, пожалуй, ни одному смертному. Любой другой был бы тысячи раз проклят, осужден, отправлен на каторгу или гильотину — любой, но не Вагнер.
Действительно, что бы скверного мы ни узнали о Вагнере-человеке, все забывается и меркнет после первых звуков «Песни Тангейзера» или «Смерти Изольды». На мой и не только на мой взгляд, не подлежат обсуждению обе аксиомы: 1) Вагнер был абсолютным музыкально-драматическим гением; все, к чему он прикасался, становилось гениальной музыкой; 2) Вагнер-человек в жизни был законченным негодяем и проходимцем, он безжалостно перешагивал через судьбы людей, в том числе и очень ему близких.
Здесь действительно есть над чем поразмыслить.

В начале августа, когда театральные подмостки Петербурга печально пустеют, к новым раздумьям о «казусе Вагнера» меня обратила премьера «Летучего Голландца» в Мариинке (постановка британского режиссера Йена Джаджа).
Зал был битком набит, это и понятно: интерес к творчеству и личности Вагнера в России на протяжении последних двадцати лет неуклонно растет — ничуть не хуже, чем в брежневские времена росли запросы трудящихся. Да и податься театральной публике в августе особенно некуда.
Мне удалось прорваться на премьеру, и я не пожалел, хотя сразу скажу, что впечатление от спектакля у меня осталось двойственное. Начну с хорошего. Постановка Йена Джаджа, выдержанная в хорошей классической манере без диких и, что самое главное, бессмысленных постмодернистских вывертов, продолжающих быть модными, порадовала в высшей степени. Корабль Летучего голландца был кораблем, а не утюгом или роллс-ройсом, матросы были матросами, а не разукрашенной группой завсегдатаев гей-клуба, норвежский моряк Даланд, как ни странно, норвежским моряком, а не капитаном космолета, Сента оказалась дочкой капитана, а не инопланетянкой с антеннами. За что всем постановщикам низкий поклон. Постановка Йена Джаджа — это зрелище не для скучающих музыкальных критиков, ищущих очередной повод для упражнений в изощренном словоблудии, а для людей, которые пришли собственно на Вагнера, а не на его очередное причудливое «прочтение» очередным самопровозглашенным гением.
Великолепен, почти совершенен был вокально-актерский ансамбль: демонически мощный Евгений Никитин внешними и вокальными данными удивительно точно соответствует образу потустороннего моряка-скитальца. Со своим мощным торсом и густо татуированными руками он выглядит на сцене немножко нереально, чего и требует обстановка. Кроме него, необходимо отметить превосходную игру и вокал Алексея Тарновицкого (капитан Даланд) и Сергея Скороходова (обманутый мечтательницей Сентой охотник Эрик). Я им поверил — по Станиславскому.
И все же было одно но, которое здорово испортило общее впечатление. И это но — оркестр и дирижер Михаил Синькевич. Насколько я понял, основной состав оркестра Мариинки вечером 8 августа играл в Цхинвали, и, может быть, из-за этого, а может, по воле дирижера оркестр не играл музыку Вагнера, а так, наигрывал, создавал эдакую демоверсию. Один известный в нашем городе музыкальный критик очень своеобразно комментирует эту странноватую манеру ассистентов Гергиева сглаживать сильные доли и акценты, игнорировать крещендо и т. д: «…Партитуру, казалось бы, позволяющую вдоволь пошуметь… интерпретируют с подчеркнутым лиризмом», — пишет он.
Не пошуметь, а передать разгул стихий — дикий вой и свист ветра, многометровые волны, перехлестывающие борта, упорство, величие и героизм Человека — все это есть в музыке «Голландца» в исполнении лучших дирижеров мира. А без этого нет ни сказки о потустороннем мореходе, ни самого «казуса Вагнера», нет великого гения и медиума. Остается только ничтожный проходимец, не всегда удачно конкурировавший с Мейербером.
И слава Богу, что прекрасная классическая постановка и великолепные артисты и певцы не дали спектаклю рухнуть.

Вячеслав КОЧНОВ