Собратья по наследию: вашингтон, краков, петербург
Трехсторонний семинар выявил немало общих проблем — например, схожее для государств с такой разной политикой и экономикой гибкое законодательство в сфере защиты культурного наследия, податливое политической конъюнктуре и диктату денег.
Специалисты из России, Европы и США собрались в нашем городе,
чтобы поделиться опытом сохранения исторических городов
Американский подход
Подобный трехсторонний семинар проводился впервые. Его организаторами выступили Фонд имени Д. С. Лихачева, Петербургское отделение ВООПИиК, Совет по сохранению архитектурного и исторического наследия Петербургского союза архитекторов и Польский институт в Санкт-Петербурге. Для начала решено было сосредоточиться на опыте трех исторических городов — Вашингтона, Кракова и Санкт-Петербурга. При всей внешней несхожести у нашего города с каждым из двух других есть немало общего. Северная столица России и столица США основаны в XVIII веке (и обе — на слабых грунтах), имеют регулярную планировку с классическими перспективными осями и весьма жесткий высотный регламент. У нас, правда, строгость закона традиционно компенсируется необязательностью его исполнения. И зарубежным экспертам даже самый виртуозный переводчик не способен помочь понять, что это за процедура такая — отклонение от разрешенных параметров, благодаря которой можно почти в десять раз превысить дозволенный максимум (как было в случае с небоскребом Газпрома).
Впрочем, как сетует руководитель аналога нашего КГИОП — госкомиссии по охране памятников округа Колумбия (Вашингтон) Дэвид Малони, и у них не все благополучно со сбережением исторического ландшафта. Предмет особого огорчения — комплексы высоких зданий, возводимых в 1950–1980-е вдоль линии метро, вторгшихся в панорамы Национального Мола. В частности, испорчен оказался вид на мемориал Линкольна. Главная проблема, говорит господин Малони, заключается в том, что существенная часть этих высоток строилась на территории штата Вирджиния, где не действуют регламенты округа Колумбия.
Новый тревожный объект — Национальный музей афроамериканской истории и культуры, который загородит очень важный вид, отмечает Дэвид Малони. Этот проект имеет легко считываемую политическую подоплеку — решение о создании музея Конгресс США принял еще в 2003-м, однако все последующие годы он существовал только в виртуальном пространстве, а уже Барак Обама в феврале нынешнего года провел торжественную церемонию закладки здания. Оно пополнит перечень объектов Смитсоновского института, главного спонсора и управителя комплекса музеев и исследовательских центров на Национальном Моле.
— Решение о строительстве музея афроамериканской истории и культуры именно на этом месте было политическим, — разводит руками господин Малони.
Как пояснила старший специалист по охране памятников Смитсоновского института Эмми Баллард, Национальный Мол законодательно признан законченным произведением градостроительного искусства. То есть никакого нового строительства тут быть не должно. Но в США есть области, этому закону неподвластные — земли Капитолия (Конгресса США) и Белого дома.
— И мы, и офис Дэвида достаточно напряженно работали, чтобы смягчить неизбежные последствия, чуть понизить новое здание, немного сдвинуть… Это единственное, что мы могли сделать, — с грустью констатирует госпожа Баллард.
По сути, как признают эксперты из Вашингтона, это решение принималось конгрессом и директорами Смитсоновского института без должной открытости, келейно — «это был такой междусобойчик».
— Как видим, такая гибкость законов наблюдается не только в России, но и в Америке. И мы как чиновники заранее не определили все важные, неприкосновенные виды, в этом наша вина, — признает Дэвид Малони.
Наверстать упущенное его ведомство пытается теперь, когда обсуждается возможность повышения установленных высотных ограничений с 90 футов (27,4 м) до 130 (39,6). Возглавляемая господином Малони государственная комиссия надеется, пока идет обсуждение, определить наиболее уязвимые панорамы и попытаться противостоять набору высоты по самым ответственным визуальным осям — например, по выходящей на Белый дом 16-й улице.
В целом же глава «вашингтонского КГИОП» считает действующее в США и его округе в частности законодательство весьма эффективным.
— Все решения основаны на консультациях, это четко прописано. Участие общественности обязательно на всех стадиях продвижения проекта. Люди должны понимать, почему и на каких основаниях все происходит, иначе не будет веры в справедливость. Мы заинтересованы в активности гражданских организаций, помогаем людям учиться действовать сообща, и со временем они становятся нашей поддержкой. Мы очень дорожим нашей репутацией и также стремимся работать с серьезными профессионалами, передача опыта очень важна, — заверил эксперт.
Главной задачей остается соблюдение баланса между развитием и сохранением. Для коммерческой части Вашингтона традиционна разновеликость зданий, однако новые объекты не могут превышать уже существующие. Прибыль от строительства многоэтажных зданий идет на реставрацию низких исторических. Правда, чаще от них остаются лишь подлинные фасады, вся начинка — современная, и за спиной вырастают порой несоразмерные дома из стекла и бетона. Есть и примеры совершенно абсурдных решений — когда новое нахлобучивалось поверх муляжа ранее утраченных старинных зданий.
— Такого мы больше делать не будем, поняли, что подобные проекты вызывают только смех, — смущаясь, заверяет господин Малони.
Польский опыт
Свои параллели и у Петербурга с Краковом. Оба имеют неформальный статус культурных столиц своих государств, оба в целом сохранили исторические центры, которые включены в Список всемирного наследия ЮНЕСКО (поляки тут были первыми, Краков вошел в список в 1978-м, Петербург — в 1990-м). Роднит нас и тяжкое наследие тоталитарного режима — последствия десятилетий разрухи и запустения, овладевших «экспроприированными» старинными зданиями, вкупе со всеми прелестями командной экономики и сменившим ее затем периодом «неограниченных возможностей» и вседозволенности.
Краков представляет собой смешение стилей и эпох, здесь насчитывается свыше 5000 памятников VIII–XX веков. По оценкам председателя Совета по охране памятников при Министерстве культуры и национального наследия Республики Польша доктора Яцека Пурхля, Краков — единственный польский город, где традиции не прерывались: «С начала XIX века он является лабораторией понимания того, как сохранить город». Он не был разрушен в годы Второй мировой войны. Но именно поэтому коммунистическим руководством считалось, что здесь — в отличие от той же Варшавы — нет нужды тратиться на реставрацию, и долгие годы исторические здания оставались в запустении.
Во времена «польской перестройки» господин Пурхля был депутатом и мэром.
— Монумент Ленина — первая жертва нашей революции, — комментирует он фоторяд, иллюстрирующий судьбу наследия советских времен. — Чтобы его не разрушили, нам пришлось продать этот памятник. Теперь он стоит в шведском парке развлечений. А новые районы, возникшие после войны как противопоставление древней Польше, призванные символизировать прогресс, нынче уже тоже история, взяты под охрану.
Но как сохранить наследие тех, кто был его лишен? На протяжении веков Краков был одним из крупнейших центров еврейской культуры. До войны население города составляло 250 тысяч человек, из них 65 тысяч приходилось на еврейскую общину, сейчас их всего 50 человек на 1 миллион жителей! Огромный еврейский квартал был полностью зачищен…
То, как он был воссоздан, вызывает у эксперта негодование:
— Теперь здесь вместо аутентичного квартала какой-то Диснейленд! — возмущается доктор Пурхля.
По его убеждению, главной современной проблемой является не финансовый или экономический кризис, а кризис ментальный.
— Хорошо ли это — считать Польшу страной неограниченных возможностей? Очень быстрое развитие страны создает колоссальную нагрузку на наследие. Хотя, выражаясь словами шведского экономиста Мюрдаля, все наши беды не от слишком быстрого развития, а от слишком податливой власти.
Этот тезис докладчик подкрепляет напоминанием о королевских казармах, павших жертвой строительства отеля «Шератон» и свежим снимком главной улицы Кракова с водруженной на ней банкой колы высотой в добрых два этажа. Никто не спорит, что наследие нужно туризму, но вот насколько туризм нужен наследию? — задается вопросом доктор Пурхля. Он настаивает на необходимости сдерживать скорость потребления исторических городов этим бизнесом, ограничивать его интенсивность, лимитировать деятельность туроператоров.
— До 1910 года существовал мастер-план развития Кракова. И мы очень им гордились, там выдерживался прекрасный баланс между сохранением и развитием. Теперь контроль ушел. Мы оказались в опасности американского «свободного стиля» развития городов. Небывалые темпы нового строительства совпали с глубоким кризисом градостроительства в Польше. Наши законы не защищают даже те районы, что находятся под охраной ЮНЕСКО, — рассказал эксперт.
Представленный им перечень современных проблем исторических городов можно признать универсальным: власть капитала и глобализации, игнорирование законодательством специфических особенностей мест, утрата понимания безусловной ценности аутентичности, отсутствие эффективных инструментов в руках местного самоуправления. Примечательно, что именно наделение муниципалов такими инструментами польские градозащитники считают одной из первоочередных задач.
Чрезвычайно интересен оказался и опыт деятельности Общественного комитета охраны памятников Кракова. Как рассказал директор бюро этой организации Мачей Виляновски, еще в 1985 году по распоряжению компартии была создана независимая негосударственная структура, призванная планировать, распределять и контролировать расходование средств на воссоздание и реставрацию Кракова. Суммы это немалые — около 15 млн долларов в год поступает из бюджета, примерно столько же — от частных владельцев. Общественный комитет состоит из 127 человек: почти треть приходится на экспертов в области реставрации, вторую по численности группу составляют менеджеры и администраторы, третью — историки, археологи, юристы и прочие специалисты-гуманитарии, в равных долях (по шесть человек) представлены артисты, политики и священники разных конфессий. Все работают на безвозмездной основе, высшим органом является общее собрание, исполнительную власть представляет совет из 30 человек. Решения, предварительно проработанные и рассмотренные профильными комитетами, принимаются по итогам голосования. На распределенные таким образом средства удалось восстановить 350 исторических объектов — это примерно треть всех, состоящих в списке Всемирного наследия.
Но случаются и неудачи, признает господин Виляновски.
После вступления в ЕС Польше было рекомендовано развивать Краков как туристический центр. Следуя этим наставлениям, глава Республики Польша вдохновился идеей превращения в современный музейный комплекс обнаруженных археологами первых этажей торговых рядов XIV–XVII вв. и обратился в общественный комитет с просьбой профинансировать реализацию этой затеи. Но там ее не поддержали — мол, нечего археологический памятник гробить, превращая в какой-то развлекательный аттракцион. Разгорелись бурные дискуссии, активно освещаемые СМИ. Дело, правда, для памятника все равно кончилось плохо: муниципалитет нашел другие источники финансирования, и этот подземный музей недавно был открыт.
— Он изобилует всякими мультимедийными установками, лазерными технологиями, компьютерными игрушками и инсталляциями, а вот собственно археологии там очень мало, мы потерпели поражение, — с прискорбием резюмирует господин Виляновски.
Тем не менее рассказанная им история произвела на российских участников семинара неизгладимое впечатление. Мыслимое ли дело — чтобы у нас бюджетные миллионы распределяла независимая общественная организация, какой-нибудь ВООПИиК, например. А президент Путин просил у него денег и получал отказ…
Так же непривычно для российского уха звучала не раз воспроизведенная ремарка «В этом вопросе я не согласна с нашими властями» из уст польского чиновника высокого ранга, замминистра культуры Малгожаты Омиляновски. Особенно досталось от госпожи Омиляновски идеологам набирающей обороты практики водружения новоделов на месте давно утраченных подлинных памятников. Так, королевский замок в Варшаве был разрушен до основания в годы Второй мировой. К 1971 году, когда стартовал проект его воссоздания, от замка не осталось и руин — вся площадь была вычищена. Тем не менее в 1980-м еще не достроенный замок включили в Список всемирного наследия.
— Это большое исключение для организации, которая с таким трепетом относится к вопросу подлинности, — замечает замминистра. — Сделано это было в поддержку усилий польского правительства, направленных на возрождение исторических объектов. Вдохновленные этим, они принялись восстанавливать и многие другие утраченные здания. Открыли ящик Пандоры. К примерам того же ряда можно отнести храм Христа Спасителя в Москве, королевский замок в Вильнюсе, теперь я от министра культуры Эстонии слышу, как они мечтают восстановить исторический центр Нарвы. Но ведь там стоят жилые дома, построенные в 1950-е! Поражает ментальность властей, которые считают, что подделка под старину нас удовлетворит. Доходит до абсурда. Например, варшавская Foksa Street, отстроенная в 1870-е годы улица. В 1930-х хозяин одного из домов решил его обновить. А потом захотели вернуться к первозданному облику. Лучше фальшь в стиле ренессанс, чем подлинный 1930 год, думают власти — и тут я с ними не согласна
На подступах к Рубикону
Зампредседателя Совета по сохранению наследия при правительстве Петербурга Михаил Мильчик выразил убежденность в том, что можно минимизировать конфликты старого и нового, если профессиональное сообщество договорится о профессиональных же критериях. К ним он предложил отнести следующие: признание безусловной ценности всей исторической среды (вне зависимости от того, памятник это или рядовая застройка) и сложившейся системы доминант; приоритет аутентичности; допустимость нового строительства в очень ограниченных пределах и лишь в том случае, когда оно не связано со сносом исторических объектов, исходит из предельного уважения к сложившейся среде, дополняет ее, а не претендует на лидирующую роль.
Сохранение сложившихся систем доминант и в больших городах возможно, — настаивает эксперт. Примеры тому — панорамы Рима, Стокгольма или Хельсинки.
Равнинная природа Петербурга не позволяет спрятать высотку даже на далекой периферии. Подтверждение тому участники встречи могли наблюдать из окон расположенного в Коломне отеля, где проходил семинар: оттуда был прекрасно виден возводимый на Ленинском проспекте бизнес-центр, влезший в панораму церкви Воскресения Христова, что у Варшавского вокзала.
Здание новой биржи, жилые комплексы «Финансист», «Аврора» и «Монблан», подступающие к Смольному собору высотки, отель на Почтамтской, коммерческий центр на Владимирской площади — эти и другие очевидные градостроительные ошибки заставляют эксперта сделать вывод о том, что свойственная Нью-Йорку несомасштабность становится характерной чертой и для Петербурга. — Такой подход уже разрушил Москву. Мы еще Рубикон не перешли, но к нему приближаемся, — предостерег Михаил Мильчик
При обзоре с улицы Римского-Корсакова бизнес-центр на Ленинском проспекте оказывается вровень с храмом Воскресения Христова
Американский подход
Подобный трехсторонний семинар проводился впервые. Его организаторами выступили Фонд имени Д. С. Лихачева, Петербургское отделение ВООПИиК, Совет по сохранению архитектурного и исторического наследия Петербургского союза архитекторов и Польский институт в Санкт-Петербурге. Для начала решено было сосредоточиться на опыте трех исторических городов — Вашингтона, Кракова и Санкт-Петербурга. При всей внешней несхожести у нашего города с каждым из двух других есть немало общего. Северная столица России и столица США основаны в XVIII веке (и обе — на слабых грунтах), имеют регулярную планировку с классическими перспективными осями и весьма жесткий высотный регламент. У нас, правда, строгость закона традиционно компенсируется необязательностью его исполнения. И зарубежным экспертам даже самый виртуозный переводчик не способен помочь понять, что это за процедура такая — отклонение от разрешенных параметров, благодаря которой можно почти в десять раз превысить дозволенный максимум (как было в случае с небоскребом Газпрома).
Впрочем, как сетует руководитель аналога нашего КГИОП — госкомиссии по охране памятников округа Колумбия (Вашингтон) Дэвид Малони, и у них не все благополучно со сбережением исторического ландшафта. Предмет особого огорчения — комплексы высоких зданий, возводимых в 1950–1980-е вдоль линии метро, вторгшихся в панорамы Национального Мола. В частности, испорчен оказался вид на мемориал Линкольна. Главная проблема, говорит господин Малони, заключается в том, что существенная часть этих высоток строилась на территории штата Вирджиния, где не действуют регламенты округа Колумбия.
Новый тревожный объект — Национальный музей афроамериканской истории и культуры, который загородит очень важный вид, отмечает Дэвид Малони. Этот проект имеет легко считываемую политическую подоплеку — решение о создании музея Конгресс США принял еще в 2003-м, однако все последующие годы он существовал только в виртуальном пространстве, а уже Барак Обама в феврале нынешнего года провел торжественную церемонию закладки здания. Оно пополнит перечень объектов Смитсоновского института, главного спонсора и управителя комплекса музеев и исследовательских центров на Национальном Моле.
— Решение о строительстве музея афроамериканской истории и культуры именно на этом месте было политическим, — разводит руками господин Малони.
Как пояснила старший специалист по охране памятников Смитсоновского института Эмми Баллард, Национальный Мол законодательно признан законченным произведением градостроительного искусства. То есть никакого нового строительства тут быть не должно. Но в США есть области, этому закону неподвластные — земли Капитолия (Конгресса США) и Белого дома.
— И мы, и офис Дэвида достаточно напряженно работали, чтобы смягчить неизбежные последствия, чуть понизить новое здание, немного сдвинуть… Это единственное, что мы могли сделать, — с грустью констатирует госпожа Баллард.
По сути, как признают эксперты из Вашингтона, это решение принималось конгрессом и директорами Смитсоновского института без должной открытости, келейно — «это был такой междусобойчик».
— Как видим, такая гибкость законов наблюдается не только в России, но и в Америке. И мы как чиновники заранее не определили все важные, неприкосновенные виды, в этом наша вина, — признает Дэвид Малони.
Наверстать упущенное его ведомство пытается теперь, когда обсуждается возможность повышения установленных высотных ограничений с 90 футов (27,4 м) до 130 (39,6). Возглавляемая господином Малони государственная комиссия надеется, пока идет обсуждение, определить наиболее уязвимые панорамы и попытаться противостоять набору высоты по самым ответственным визуальным осям — например, по выходящей на Белый дом 16-й улице.
В целом же глава «вашингтонского КГИОП» считает действующее в США и его округе в частности законодательство весьма эффективным.
— Все решения основаны на консультациях, это четко прописано. Участие общественности обязательно на всех стадиях продвижения проекта. Люди должны понимать, почему и на каких основаниях все происходит, иначе не будет веры в справедливость. Мы заинтересованы в активности гражданских организаций, помогаем людям учиться действовать сообща, и со временем они становятся нашей поддержкой. Мы очень дорожим нашей репутацией и также стремимся работать с серьезными профессионалами, передача опыта очень важна, — заверил эксперт.
Главной задачей остается соблюдение баланса между развитием и сохранением. Для коммерческой части Вашингтона традиционна разновеликость зданий, однако новые объекты не могут превышать уже существующие. Прибыль от строительства многоэтажных зданий идет на реставрацию низких исторических. Правда, чаще от них остаются лишь подлинные фасады, вся начинка — современная, и за спиной вырастают порой несоразмерные дома из стекла и бетона. Есть и примеры совершенно абсурдных решений — когда новое нахлобучивалось поверх муляжа ранее утраченных старинных зданий.
— Такого мы больше делать не будем, поняли, что подобные проекты вызывают только смех, — смущаясь, заверяет господин Малони.
Польский опыт
Свои параллели и у Петербурга с Краковом. Оба имеют неформальный статус культурных столиц своих государств, оба в целом сохранили исторические центры, которые включены в Список всемирного наследия ЮНЕСКО (поляки тут были первыми, Краков вошел в список в 1978-м, Петербург — в 1990-м). Роднит нас и тяжкое наследие тоталитарного режима — последствия десятилетий разрухи и запустения, овладевших «экспроприированными» старинными зданиями, вкупе со всеми прелестями командной экономики и сменившим ее затем периодом «неограниченных возможностей» и вседозволенности.
Краков представляет собой смешение стилей и эпох, здесь насчитывается свыше 5000 памятников VIII–XX веков. По оценкам председателя Совета по охране памятников при Министерстве культуры и национального наследия Республики Польша доктора Яцека Пурхля, Краков — единственный польский город, где традиции не прерывались: «С начала XIX века он является лабораторией понимания того, как сохранить город». Он не был разрушен в годы Второй мировой войны. Но именно поэтому коммунистическим руководством считалось, что здесь — в отличие от той же Варшавы — нет нужды тратиться на реставрацию, и долгие годы исторические здания оставались в запустении.
Во времена «польской перестройки» господин Пурхля был депутатом и мэром.
— Монумент Ленина — первая жертва нашей революции, — комментирует он фоторяд, иллюстрирующий судьбу наследия советских времен. — Чтобы его не разрушили, нам пришлось продать этот памятник. Теперь он стоит в шведском парке развлечений. А новые районы, возникшие после войны как противопоставление древней Польше, призванные символизировать прогресс, нынче уже тоже история, взяты под охрану.
Но как сохранить наследие тех, кто был его лишен? На протяжении веков Краков был одним из крупнейших центров еврейской культуры. До войны население города составляло 250 тысяч человек, из них 65 тысяч приходилось на еврейскую общину, сейчас их всего 50 человек на 1 миллион жителей! Огромный еврейский квартал был полностью зачищен…
То, как он был воссоздан, вызывает у эксперта негодование:
— Теперь здесь вместо аутентичного квартала какой-то Диснейленд! — возмущается доктор Пурхля.
По его убеждению, главной современной проблемой является не финансовый или экономический кризис, а кризис ментальный.
— Хорошо ли это — считать Польшу страной неограниченных возможностей? Очень быстрое развитие страны создает колоссальную нагрузку на наследие. Хотя, выражаясь словами шведского экономиста Мюрдаля, все наши беды не от слишком быстрого развития, а от слишком податливой власти.
Этот тезис докладчик подкрепляет напоминанием о королевских казармах, павших жертвой строительства отеля «Шератон» и свежим снимком главной улицы Кракова с водруженной на ней банкой колы высотой в добрых два этажа. Никто не спорит, что наследие нужно туризму, но вот насколько туризм нужен наследию? — задается вопросом доктор Пурхля. Он настаивает на необходимости сдерживать скорость потребления исторических городов этим бизнесом, ограничивать его интенсивность, лимитировать деятельность туроператоров.
— До 1910 года существовал мастер-план развития Кракова. И мы очень им гордились, там выдерживался прекрасный баланс между сохранением и развитием. Теперь контроль ушел. Мы оказались в опасности американского «свободного стиля» развития городов. Небывалые темпы нового строительства совпали с глубоким кризисом градостроительства в Польше. Наши законы не защищают даже те районы, что находятся под охраной ЮНЕСКО, — рассказал эксперт.
Представленный им перечень современных проблем исторических городов можно признать универсальным: власть капитала и глобализации, игнорирование законодательством специфических особенностей мест, утрата понимания безусловной ценности аутентичности, отсутствие эффективных инструментов в руках местного самоуправления. Примечательно, что именно наделение муниципалов такими инструментами польские градозащитники считают одной из первоочередных задач.
Чрезвычайно интересен оказался и опыт деятельности Общественного комитета охраны памятников Кракова. Как рассказал директор бюро этой организации Мачей Виляновски, еще в 1985 году по распоряжению компартии была создана независимая негосударственная структура, призванная планировать, распределять и контролировать расходование средств на воссоздание и реставрацию Кракова. Суммы это немалые — около 15 млн долларов в год поступает из бюджета, примерно столько же — от частных владельцев. Общественный комитет состоит из 127 человек: почти треть приходится на экспертов в области реставрации, вторую по численности группу составляют менеджеры и администраторы, третью — историки, археологи, юристы и прочие специалисты-гуманитарии, в равных долях (по шесть человек) представлены артисты, политики и священники разных конфессий. Все работают на безвозмездной основе, высшим органом является общее собрание, исполнительную власть представляет совет из 30 человек. Решения, предварительно проработанные и рассмотренные профильными комитетами, принимаются по итогам голосования. На распределенные таким образом средства удалось восстановить 350 исторических объектов — это примерно треть всех, состоящих в списке Всемирного наследия.
Но случаются и неудачи, признает господин Виляновски.
После вступления в ЕС Польше было рекомендовано развивать Краков как туристический центр. Следуя этим наставлениям, глава Республики Польша вдохновился идеей превращения в современный музейный комплекс обнаруженных археологами первых этажей торговых рядов XIV–XVII вв. и обратился в общественный комитет с просьбой профинансировать реализацию этой затеи. Но там ее не поддержали — мол, нечего археологический памятник гробить, превращая в какой-то развлекательный аттракцион. Разгорелись бурные дискуссии, активно освещаемые СМИ. Дело, правда, для памятника все равно кончилось плохо: муниципалитет нашел другие источники финансирования, и этот подземный музей недавно был открыт.
— Он изобилует всякими мультимедийными установками, лазерными технологиями, компьютерными игрушками и инсталляциями, а вот собственно археологии там очень мало, мы потерпели поражение, — с прискорбием резюмирует господин Виляновски.
Тем не менее рассказанная им история произвела на российских участников семинара неизгладимое впечатление. Мыслимое ли дело — чтобы у нас бюджетные миллионы распределяла независимая общественная организация, какой-нибудь ВООПИиК, например. А президент Путин просил у него денег и получал отказ…
Так же непривычно для российского уха звучала не раз воспроизведенная ремарка «В этом вопросе я не согласна с нашими властями» из уст польского чиновника высокого ранга, замминистра культуры Малгожаты Омиляновски. Особенно досталось от госпожи Омиляновски идеологам набирающей обороты практики водружения новоделов на месте давно утраченных подлинных памятников. Так, королевский замок в Варшаве был разрушен до основания в годы Второй мировой. К 1971 году, когда стартовал проект его воссоздания, от замка не осталось и руин — вся площадь была вычищена. Тем не менее в 1980-м еще не достроенный замок включили в Список всемирного наследия.
— Это большое исключение для организации, которая с таким трепетом относится к вопросу подлинности, — замечает замминистра. — Сделано это было в поддержку усилий польского правительства, направленных на возрождение исторических объектов. Вдохновленные этим, они принялись восстанавливать и многие другие утраченные здания. Открыли ящик Пандоры. К примерам того же ряда можно отнести храм Христа Спасителя в Москве, королевский замок в Вильнюсе, теперь я от министра культуры Эстонии слышу, как они мечтают восстановить исторический центр Нарвы. Но ведь там стоят жилые дома, построенные в 1950-е! Поражает ментальность властей, которые считают, что подделка под старину нас удовлетворит. Доходит до абсурда. Например, варшавская Foksa Street, отстроенная в 1870-е годы улица. В 1930-х хозяин одного из домов решил его обновить. А потом захотели вернуться к первозданному облику. Лучше фальшь в стиле ренессанс, чем подлинный 1930 год, думают власти — и тут я с ними не согласна
На подступах к Рубикону
Зампредседателя Совета по сохранению наследия при правительстве Петербурга Михаил Мильчик выразил убежденность в том, что можно минимизировать конфликты старого и нового, если профессиональное сообщество договорится о профессиональных же критериях. К ним он предложил отнести следующие: признание безусловной ценности всей исторической среды (вне зависимости от того, памятник это или рядовая застройка) и сложившейся системы доминант; приоритет аутентичности; допустимость нового строительства в очень ограниченных пределах и лишь в том случае, когда оно не связано со сносом исторических объектов, исходит из предельного уважения к сложившейся среде, дополняет ее, а не претендует на лидирующую роль.
Сохранение сложившихся систем доминант и в больших городах возможно, — настаивает эксперт. Примеры тому — панорамы Рима, Стокгольма или Хельсинки.
Равнинная природа Петербурга не позволяет спрятать высотку даже на далекой периферии. Подтверждение тому участники встречи могли наблюдать из окон расположенного в Коломне отеля, где проходил семинар: оттуда был прекрасно виден возводимый на Ленинском проспекте бизнес-центр, влезший в панораму церкви Воскресения Христова, что у Варшавского вокзала.
Здание новой биржи, жилые комплексы «Финансист», «Аврора» и «Монблан», подступающие к Смольному собору высотки, отель на Почтамтской, коммерческий центр на Владимирской площади — эти и другие очевидные градостроительные ошибки заставляют эксперта сделать вывод о том, что свойственная Нью-Йорку несомасштабность становится характерной чертой и для Петербурга. — Такой подход уже разрушил Москву. Мы еще Рубикон не перешли, но к нему приближаемся, — предостерег Михаил Мильчик
Татьяна Лиханова