Памятник злу

Под Новый год петербургская дирекция ВГТРК (структура, отвечающая за местное вещание канала «Россия 1») явила зрителям документальный фильм собственного производства «Большой дом». Но в век интернета никакого «местного вещания» не может быть по определению, ибо что есть на сайте — доступно urbi et orbi. Что же сообщили городу и миру?

Повествование ведется из уст неустановленного лица, озвучившего закадровый текст (з/к), и трех спикеров: Владимира Груздева, заведующего залом истории Управления ФСБ по СПб и области, Владимира Гусева, председателя совета ветеранов той же организации, и Бориса Старкова, доктора исторических наук, профессора Университета экономики и финансов. (Искусствовед, сказавшая пару реплик про архитектуру заглавного героя, не в счет, она присутствует в фильме для гарнира. В чем, конечно, не виновата.) Итак, цитирую:

З/к: Впечатляли и спортивный зал, и библиотека, и просторная столовая. Все говорило о стремлении проектировщиков создать атмосферу удобства и уюта.

Груздев (благообразный седовласый мужчина в очках): Сотрудники, конечно, испытывали большое удовлетворение от того, что они увидели. Но что интересно: они не привыкли к таким, например, порядкам — входишь в здание Большого дома через главный подъезд, нужно было снимать галоши — это тем, кто ходил в галошах. Висели ключи, был порядок, очень строго все. Парикмахерская. Была мастерская, где можно было починить обувь, магазины, в которых можно было что-то приобрести для себя. Им не нужно было бегать по городу, заботясь о приобретении продуктов.

Гусев (мужчина, внешне не вызывающий ни малейших сомнений в том, что сердце у него холодное, а ноги в тепле… или как там у Феликса Эдмундовича?): В 74-м году я пришел в это здание. Самое главное, что меня поразило, — это люди, конечно. Здание зданием, но люди, с которыми я встретился, это были, ну, что называется, офицеры чести. Они служили не за страх, не за совесть, а ради большой идеи. Идея простая — служение Отечеству, защита Родины. Именно защита, потому что те угрозы и те происки, с которыми нам приходилось и приходится сталкиваться, это не надуманные вещи, как пытаются представить многие.

К этому моменту прошла уже изрядная часть 25-минутного фильма. Что, вот так ни полусловом не обмолвятся, чем на самом деле занимались в Большом доме? Нет, кое-что сказали — дойдя до 1934 года:

З/к: Именно тогда в стране начались массовые чистки. Это был конвейер по реализации дел так называемых врагов народа. В течение нескольких последующих лет Сталин использовал убийство Кирова как повод для расправы с бывшими политическими противниками.

Ну да, конечно, он ведь был не только эффективный менеджер, но и великий человек. А у великого человека «бывшими политическими противниками» вполне могут оказаться миллионы. Однако послушаем ученого.

Старков: Ленинград, бывший Санкт-Петербург, это бывшая столица Российской империи, в которой очень много осталось так называемых бывших. Поэтому не случайно после того, когда был застрелен Сергей Миронович Киров, именно здесь начинает проводиться операция под названием «Бывшие люди». Аресты, высылка из города лиц дворянского происхождения, офицеров, военнослужащих-жандармов.

Столько развелось бывших дворян, что:

З/к: Суды не успевали выносить приговоры. Серьезной чистке подвергался и состав НКВД. Власть видела потенциальную угрозу везде.

Гусев: Что меня поражало всегда в этих делах репрессированных людей (они, кстати, как правило, не очень толстые) — это совершеннейший цинизм и отношение как к людям, так и к закону. Вот этот период, он как раз отличался тем, что человеческая жизнь не ставилась ни во что. Это надо рассматривать в комплексе государственной политики, того, что происходило в мире и в стране в целом. Поэтому я бы отнесся к этому философски — раз. И во-вторых, я не забывал о том, что то же Управление службы государственной безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области вернуло тысячам людей не только доброе имя, некоторым семьям вернули лица людей, потому что фотографий не было, а их находили потом вот в этих уголовных делах в архиве и возвращали в семью. Мы это делали с пониманием того, что да, была такая история в нашей жизни, в жизни нашей страны, это не значит, что ее надо забыть, но надо сделать все, чтобы память о ней была вот такая — достойная.

Ту же тему некоторое время спустя, когда добрались до 53-го, развил и з/к: Умер Сталин. Скоро новое руководство страны осудит культ личности, начнется работа по реабилитации репрессированных граждан. В ту пору многие ленинградцы смотрели на Большой дом с надеждой — где-то за его стенами решалась судьба их родственников.

Но прежде нам рассказали о доблестных особистах на войне: к примеру, только на Ленинградском фронте «работали 2,5 тысячи специалистов». А после — как бойцы другого фронта, невидимого, боролись с иностранными разведками — «противостоять им могли лишь настоящие профессионалы». Между прочим, «настоящие профессионалы» успешно противостояли еще и внутренним врагам вроде того же Иосифа Бродского, но этот предмет гордости фильм почему-то обошел молчанием.

Наконец, «в 85-м в стране настала пора перемен, и через некоторое время рухнула коммунистическая идеология — оплот стабильности советской государственности» (з/к).

Старков: Стояла только одна задача — кадры сохранить. Причем кадры уникальные, конечно.

Ну и коротенечко к нашим дням Большого дома: Уже 80 лет он живет в своем времени, немногословен и строг, как часовой на посту.

Разумеется, о юбиляре или хорошо, или ничего. Не сомневаюсь, что про шпионов (и, конечно, про парикмахерскую) — правда. Но не вся. Из бесчисленных свидетельств о Большом доме позволю себе прибавить к взвешенным суждениям уважаемых авторов (впрочем, в лучших традициях воспеваемой конторы оставшихся неназванными — титров у фильма нет) хотя бы свидетельство поэта Николая Заболоцкого:

«Допросы начинались ночью, когда весь многоэтажный застенок на Литейном проспекте озарялся сотнями огней, и сотни сержантов, лейтенантов и капитанов госбезопасности вместе со своими подручными приступали к очередной работе.

Огромный каменный двор здания, куда выходили открытые окна кабинетов, наполнялся стоном и душераздирающими воплями избиваемых людей. Вся камера вздрагивала, точно электрический ток внезапно пробегал по ней, и немой ужас снова появлялся в глазах заключенных. Часто, чтобы заглушить эти вопли, во дворе ставились тяжелые грузовики с работающими моторами. Но за треском моторов наше воображение рисовало уже нечто совершенно неописуемое; и наше нервное возбуждение доходило до крайней степени… По временам в камеру возвращались уже допрошенные; зачастую их вталкивали в полной прострации и они падали на наши руки; других же почти вносили, и мы потом долго ухаживали за этими несчастными, прикладывая холодные компрессы и отпаивая их водой. Впрочем, нередко бывало и так, что тюремщик приходил лишь за вещами заключенного, а сам заключенный, вызванный на допрос, в камеру уже не возвращался… Дав. Ис. Выгодского, честнейшего человека, талантливого писателя, старика, следователь таскал за бороду и плевал ему в лицо. Шестидесятилетнего профессора математики, моего соседа по камере, больного печенью (фамилию его не могу припомнить), следователь-садист ставил на четвереньки и целыми часами держал в таком положении, чтобы обострить болезнь и вызвать нестерпимые боли. Однажды, по дороге на допрос, меня по ошибке втолкнули в чужой кабинет, и я видел, как красивая молодая женщина в черном платье ударила следователя по лицу, и тот схватил ее за волосы, повалил на пол и стал пинать ее сапогами. Меня тотчас же выволокли из комнаты, и я слышал за спиной ее ужасные вопли…»

Но, конечно же, эти вопли не испортят еще одного приятного юбилея, который отметил фильм. З/к: «В этом году службе отечественной безопасности исполнилось 95 лет. Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем была создана в декабре далекого 17-го года. Именно тогда в стране появились люди, называющие себя чекистами». Тостуемый пьет кровь до дна.