Историк Никита Ломагин: спецраспределитель в Елисеевском работал всю блокаду

Рассказ блокадницы Нины Спировой  о продуктовом изобилии, которое царило в голодные годы в Елисеевском гастрономе, вызвал огромный резонанс. Не все смогли принять эту правду. Редакцию обвинили в том, что она обманула и использовала старушку ради "жареного факта", а саму Нину Ивановну –  в том, что ей на девятом десятке жизни вдруг захотелось земной славы.

"Новая газета" попросила прокомментировать историю, рассказанную Ниной Ивановной, Никиту Андреевича Ломагина, доктора исторических наук, профессора, одного из ведущих современных специалистов по истории блокады, автора книги "Неизвестная блокада". 

"Свидетельство пожилой блокадницы чрезвычайно ценно"

Н. Г.: В интервью с блокадницей Ниной Ивановной Спириной, которое мы опубликовали в "Новой", она рассказывает о том, что видела в Елисеевском спецраспределителе, попав туда на работу в 42-м году: фрукты, колбасы, кофе и пр. Она могла это там видеть?

Н. А. Ломагин: Конечно.

– В это время этих товаров в городе не было?

– Нет, не было

– Она сначала работала ученицей, потом в столе заказов, позже ее перевели во фруктовый отдел. Они находились в одном помещении? Она могла наблюдать все это изобилие, находясь на разных должностях?

– А почему нет? О том, что было внутри спецраспределителя, нигде не написано. В материалах продовольственной комиссии нет таких подробностей. Поэтому  свидетельство этой пожилой женщины чрезвычайно ценно. Что там опровергать? Фрукты и овощи завозились в город даже в 42-м году. И в распределителе они были. Ее воспоминания косвенно подтверждаются блокадными документами – дневниками, воспоминаниями, партийными распоряжениями.

Никита Андреевич Ломагин, доктор исторических наук, профессор, один из ведущих современных специалистов по истории блокады, автор книги "Неизвестная блокада". С лекциями о блокаде Ленинграда выступал в Кембриджском, Гарвардском, Питтсбургском, Индианском университетах. Фото с сайта spp.spb.ru

"К магазину было прикреплено несколько сотен человек"

Чтобы расставить все точки над "и", мы показали Никите Андреевичу комментарии читателей и попросили подробнее рассказать о том, кто и как получал продукты в Елисеевском распределителе, каким образом фрукты попадали в осажденный город и когда в Ленинграде закончился голод.

"Речь в статье идет о лете  42-го. А самой страшной зимой 41/42 гг.  Елисеевский не работал".

– Работал ли Елисеевский гастроном в годы войны и во время блокады?  Были ли  периоды, когда он был закрыт?  

Н. А. Ломагин:  В обычном смысле магазин не работал – он был закрыт. Окна были заколочены, вход с Невского проспекта был закрыт. Поэтому нелепо даже предполагать, что кто-то  мог его громить. В закрытом магазине находился спецраспределитель, который работал и осенью 1941 г., и в первую блокадную зиму, и вообще до конца войны. В  документах Продовольственной комиссии Военного совета Ленфронта он именовался  "Гастроном", иногда "Гастроном № 1". С указанием адреса –  Невский пр.,  56. Вход был,  конечно, не с Невского, а со двора, со стороны Малой Садовой.

Как он работал? Прикрепленные к "Гастроному № 1" лица посещали его в точно определенное время. Нельзя было  прийти в любое время.  Каждый должен был приходить в указанный час, чтобы не создавалось никаких очередей. Любая очередь могла вызвать напряжение, поэтому, несмотря на то что  к магазину было прикреплено несколько сот человек, очередей там не было никогда.

Никто с улицы этот магазин не видел: о его существовании обычные граждане даже не знали. Это был секретный распределитель. Когда Дмитрию Павлову, представителю Государственного комитета обороны по продовольственным вопросам, сказали,  что один товарищ ходатайствовал о прикреплении его к спецраспределителю, тот удивился и написал: "А что это такое, товарищ Попков?" Даже он об этом не сразу узнал, находясь в Ленинграде с сентября по декабрь 41-го года!

К слову, у самого Попкова было так называемое литерное питание. Номенклатура его ранга не ходила по магазинам. К спецмагазину были прикреплены крупные ученые, выдающиеся деятели искусства и члены их семей.

Тем же, кто не был прикреплен к спецраспределителю, но получал единовременную поддержку, спецпайки по решению Продкомиссии нарочный доставлял на дом.

"Наша знакомая рассказывает, что на углу Б. Морской и Невского всю блокаду работал "генеральский" гастроном, где продавались  деликатесы. И конечно, это было не для нормальных горожан, не для всех".

– Были ли в блокадном  Ленинграде  другие распределители для спецконтингента?  

Н. А. Ломагин: Нет, по крайней мере  документов, подтверждающих существование других таких магазинов, я не видел. Как я уже сказал, в городе было организовано так называемое литерное питание для элиты "первой категории" – нескольких сотен руководителей (военных,  высших партийных функционеров, работников руководства Горисполкома  и пр.). Да, были столовые и рестораны для очень узкого круга лиц, а распределитель был один – тот самый, на Невском, 56. Больше никаких коммерческих магазинов "с деликатесами" в городе не было. Коммерческая торговля была запрещена в начале сентября 41-го года.

"И за всю блокаду этот магазин ни разу не обнесли, не подломили, не налетели и не разобрали? Трупы ели, а в магазин не заглядывали, хотя все про него знали, так как он спокойно себе работал на углу, даже без охраны из взвода пулеметчиков…"

–  Почему голодные жители не   взломали двери Елисеевского?  

Н. А. Ломагин: Налеты на магазины в блокаду были, об этом сообщалось в сводках УНКВД. Но, как я уже сказал, Елисеевский как магазин не существовал. Была дверь со двора: кто знал – тот заходил.   

Работу распределителя организовывали неглупые люди – никаких скоплений народа вокруг него никогда не было. Были созданы  списки, влезть в которые было практически невозможно, но о существовании которых знали, конечно, руководители предприятий и учреждений, творческих союзов и т. п., делавшие представления на включения тех или иных лиц в эти списки. Списки пересматривались и утверждались Продкомиссией каждый месяц: ведь кто-то эвакуировался, кто-то, несмотря на улучшение продовольственного положения, умирал. В списки входили  доктора наук, заслуженные артисты, известные художники и писатели. Был случай, когда защитивший накануне войны докторскую диссертацию ученый, создатель первых в мире беспилотников, из-за того, что его диссертация не была утверждена, с трудом пробился в заветный список.

"Откуда в блокадном Ленинграде могли взяться фрукты? Ведь их надо было доставить в город и  делать это регулярно. На самолете? Хорошо, а дальше, как в город везли, как с аэродрома доставляли?"

– Как в осажденный город  попадали продукты для избранных?

Н. А. Ломагин: Во-первых, в городе был запас продуктов, который существовал до войны и находился в специальных холодильниках: копчености,  колбаса, сыр, замороженное мясо, а также шоколад, сахар, кофе, чай и др. продтовары длительного хранения. Ясно, что этих товаров не хватило бы на всех, но они были. Во-вторых, было небольшое подсобное хозяйство, где были и коровы, и свиньи, где производилось молоко, а куры несли яйца.

В-третьих, продукты доставляли самолетами. В материалах Продкомиссии есть отчеты – когда, куда и  сколько. Продукты привозили на специальную базу НКВД, которая действовала и до войны, и в блокаду, и после войны.

Что до алкоголя, то сухое вино иногда доставалось и простым ленинградцам, а осенью давали еще и остатки пива.

"В принципе, по дневникам особых жалоб на голод с позднего лета 1942 г. нет".

– Как менялся рацион обычных жителей? Каким он был весной 1942-го, после января 1943-го, января 1944-го? Когда в Ленинграде перестали умирать от голода?  

Н. А. Ломагин: Нет, жалоб было много, народ по-прежнему голодал, смертность снизилась, но она была в три раза выше, чем довоенная. И в дневниках, и в  материалах военной цензуры есть сведения о том, что народ был по-прежнему недоволен, несмотря на проведенную эвакуацию нетрудоспособного населения и существенное повышение норм.

В марте 42-го года произошло важное событие – Управление НКВД сообщило Берии, что в городе стали полностью отоваривать карточки. До этого времени карточки не отоваривали полностью, несмотря на все письма и мольбы ленинградцев, – даже те крошечные 125 или 200 грамм в конце ноября – декабре 1941 г. Люди выстаивали в очередях, хлеба не было, а на следующий месяц карточки уже не действовали.

После прорыва блокады стала появляться нормальная еда, например иногда мясо или копчености, – но это носило спонтанный характер. Народ недоедал, но из города смогли вывезти нетрудоспособное население, и смертность снизилась. Однако сказать, что в 43-м году снабжение было полностью восстановлено, – очень большое преувеличение.

"В конце лета 1942 г. в Ленинграде начали коммерческую продажу продуктов сверх норм".

"Уже после прорыва вполне могли быть и фрукты, и колбасы. А после снятия – разумеется, в главном магазине города их НЕ МОГЛО НЕ БЫТЬ".

– Была ли в Ленинграде возможность купить продукты и где? 

Н. А. Ломагин: В августе 1942 года, чтобы бороться со спекуляцией, хотели открыть два магазина по типу торгсинов, где можно было бы обменять золото, платину, драгметаллы на продукты. Проект решения Ленгорисполкома и все необходимые инструкции были подготовлены, но власти испугались. Потому что людей, у которых были эти ценности, было очень мало, а шанс, что эти магазины разграбят, очень велик. Поэтому коммерческой торговли (я говорю не про черный рынок, естественно, а про то, что контролировалось государством) в городе не было.

Попутно возникает вопрос – откуда брались продукты на черном рынке? Очень высок был уровень воровства. Есть документы, которые свидетельствуют, что отделения милиции просто многие закрывали дела, потому что не могли никого найти. Воровство в торгово-распределительной сети было очень большим. К сожалению, почти везде. Начиная с Дороги жизни. Несмотря на обращения в компетентные органы (включая Институт метрологии) с просьбой  проверить весы, две трети весов на базах в городе не проходили поверку. Там можно было злоупотреблять. Ну и обвесы, обсчеты. 

А еще были не очень хорошие люди, которые, пользуясь служебным положением и тем, что они имели возможность по делу службы летать на Большую землю, привозили продовольствие своим женам, которые  подчас здесь занимались спекуляцией. Их было немного, но состояние они себе на этом сделали.

22 апреля 1944 г. Наркомторг принял решение об открытии магазинов и ресторанов Главособторга в гг. Ленинграде и Киеве. Штат магазинов – 10–20 человек в каждом. Но в июле 1944 г. в Ленинграде было проведено совещание в горкоме партии, на котором высказывались сомнения в том, что Особторг будет располагать необходимым ассортиментом товаров. Поэтому он открылся значительно позже, так как продавать было нечего.

"Немедленно вспомнились "очевидцы" с рассказами, как Жданов выкидывал на помойку несъеденные  батоны, апельсиновые шкурки и ел  ромовые бабы". 

– Ромовые бабы: пекли их или нет в 1942 году? Если да, кто их ел? Жданов?  

Н. А. Ломагин: Жданов был больным человеком и излишеств себе позволить не мог. В документах его личной охраны говорилось, что "основной охраняемый" из-за болезни часто находится на даче. Поэтому в истории про связанные с ним выброшенные недоеденные батоны трудно поверить. Кто это мог видеть? Охрана? Действительно, есть дневники, они на Соляном находятся и в бывшем партархиве, где рассказывают о том, как некоторые ленинградцы "питались с помойки". Но в них идет речь о специальных столовых при райкомах и райсоветах. Там оставались испорченные капустные листья, кожура картофельная. Одна девушка, мать которой работала в райсовете, но не принадлежала к номенклатуре, пишет, как они с матерью стремились первыми добраться до того, что выбрасывали. Но нельзя, конечно, на этом примере обобщать и говорить, что это и была стратегия выживания большинства. Конечно нет. В семьях старались делить скудные ресурсы, перераспределяли то, что получали по разным категориям карточек, кому-то удавалось  выменять или купить что-то съестное на черном рынке и т. д. К кому-то вырвавшиеся в увольнение или получившие возможность заехать в город с фронта отец или брат приносили спасшие их близких продукты – тушенку, хлеб, сахар.

"Руководители города были совестливыми людьми"

Н. А. Ломагин: По большому счету и Кузнецов, и другие руководители города  были достаточно совестливыми людьми. Они многократно говорили своим подчиненным: вы в тепле, накормлены и должны думать о людях; вы должны  вкалывать 24 часа, вы должны организовывать работу транспорта, вы должны бороться с воровством.

Цель была у них одна – они не свою шкуру спасали. Когда мы сегодня говорим про эти ромовые бабы, то подразумеваем, что власть ничего не делала. Это не так. 

Власть можно обвинять во многом. Что поздно ввели карточную систему, что не проявили настойчивость в эвакуации недееспособного населения, что по Дороге жизни вывозили сначала оборудование, а потом людей. Но напряжение было колоссальным. В  горкоме были самоубийства. Секретарь горкома по транспорту Лысенко застрелился потому, что видел: транспорт не справлялся, а Дорога жизни, которую мы сейчас так хвалим, могла  спасти больше людей. Координации не было с военными: на тот берег везли много, сюда – существенно меньше. Где-то это все терялось. В Москву отчитывались, что все прибыло, а там спрашивают – почему тогда нормы не повышают? Повышают нормы, а отоварить не могут. И так до бесконечности.

Но даже при всей этой неразберихе невозможно представить, что Смольный должен был бы вымереть от голода. Тогда город бы остался вообще без руководства и был бы хаос.