Почему террор удался
Исполняется 80 лет с момента начала большого сталинского террора.
Историки доказали с помощью документов, что был он действительно сталинским, что инициировался с самого верху и что представлял собой циничное плановое убийство сотен тысяч ни в чем не повинных людей.
Но почему это массовое убийство так хорошо удалось? Почему так активно выполнялись и перевыполнялись планы по уничтожению людей, в то время как планы по развитию экономики, наоборот, не выполнялись? Неужели убивать легче, чем работать?
Планы обычно не выполняются тогда, когда работникам невыгодно добиваться поставленной сверху задачи. Но любые, даже никем не спланированные операции идут как по маслу, когда в них кровно заинтересованы все исполнители. И еще лучше они идут тогда, когда у официальных исполнителей имеются добровольные помощники, получающие никем не запланированную выгоду.
Сталинский террор был не просто централизованно спланированной операцией. Он представлял собой процесс, от которого выиграли миллионы советских граждан, построивших на крови свое благосостояние и свою карьеру.
Некоторые из них при этом даже не знали, что выиграли от террора. Но искренне плакали на похоронах вождя, поскольку при нем взлетели из грязи в князи. Или, по крайней мере, обосновались там, где грязи нет.
Во-первых, благодаря уничтожению одного высокопоставленного большевистского функционера сразу десяток людей продвигался по службе. На место репрессированного маршала приходил генерал. Полковник получал освободившуюся генеральскую должность. Майор становился полковником. И так – до младшего лейтенанта. Аналогично – в промышленности, прокуратуре, в НКВД, на стройках первых пятилеток и даже в среде работников культуры.
Во-вторых, сотрудники репрессивного аппарата, непосредственно осуществлявшие террор, могли довольно свободно подбирать лиц для уничтожения. Этими лицами могли, например, оказаться непосредственный начальник сына следователя, сосед его тещи по коммунальной квартире, давний научный оппонент его приятеля. Соответственно, сын нашего «героя» продвигался по службе на освободившееся от начальника место, теща получала освободившуюся комнату, а приятель, скажем, защищал диссертацию, поскольку некому было доказать теперь, что он неуч.
В-третьих, в ситуации, когда столь легко можно было добиться устранения ненужного человека, начало процветать «народное творчество». Люди в массовом порядке взялись за доносы. Ведь успешный донос мог обеспечить доносчику все то же самое, что получал от уничтожения своих врагов следователь. Быстрое продвижение по службе, комнату в коммуналке, устранение личного врага. Ну и конечно, важно было написать донос на того, кого ты подозревал в способности написать донос на тебя. Превентивное устранение противника могло спасти жизнь. В общем, массовое доносительство отражало не только пакостный характер общества, существовавшего в эпоху большого террора, но и вполне рациональное стремление простых людей решать свои бытовые проблемы хотя бы таким подлым способом.
В-четвертых, массовые репрессии создавали выгодные вакансии даже в самом низу вертикали уничтожения. Убивали и ссылали в лагеря рабочих и служащих, «членов семей изменников родины» (ЧСИР), а также самых простых людей, имевших несчастье принадлежать к «неправильной национальности». Соответственно, в больших советских городах обнаруживалась нехватка тружеников низшего звена. На эти места приходили крестьяне, которые рады были гарантированному продуктовому пайку и ночлегу в подвале, поскольку в деревне начала 1930-х годов от голода умерло несколько миллионов. Стать горожанином, а не сельским жителем было лучшей карьерой той эпохи. Наверное, горожане в первом поколении часто радовались своему успеху больше, чем генералы, ставшие маршалами, поскольку речь шла не просто о карьере, а о спасении собственной жизни.
Сталинские социальные лифты пронизывали всю страну снизу доверху.
Историки часто нам напоминают, что репрессии затронули не только верхушку, но и широкие слои населения. Со столь же большим основанием можно говорить о том, что выигрыш от репрессий получили не только сталинские палачи, но еще более широкие слои. А если принять во внимание, что первые социальные лифты возникли сразу после октябрьской революции, когда Гражданская война, уничтожение эксплуататоров и массовая эмиграция освободили кучу рабочих мест, домов, квартир, нетрудно понять восторг, который испытывал по отношению к Сталину советский народ. Ни один реформатор не может дать людям столько благ, как по-настоящему жестокий тиран.
Сталинизм был вполне рациональной системой. И из этого, как ни странно, следует два оптимистичных вывода для современности. Во-первых, если правители не соблазняют «малых сих» выгодами от тирании, народ сам по себе к тирании не стремится. Во-вторых, если нельзя быстро осчастливить большую часть народа за счет уничтожения его малой части, то массовые репрессии лишаются смысла.