У Фемиды сползла повязка. С глаз на руки

Глава петербургского охранного ведомства ходит именинником, праздник и у девелоперов: за неполный месяц апелляционная коллегия городского суда отменяет уже четвертое решение Куйбышевского районного суда, вынесенное в пользу градозащитников, на этот раз по дому Мордвиновых. Но радость от такой победы сродни удовольствию от секса по принуждению. Ведь прежде апелляционная коллегия (практически в том же составе) занимала в аналогичных случаях принципиально иную правовую позицию.

Судьи те же, позиция поменялась

В отличие от четко аргументированного решения Куйбышевского районного суда (см. «Новую» от 25.02 и 3.03.2016) решение суда апелляционной инстанции не блещет убедительностью. А по ряду пунктов противоречит его же позиции, объявленной ранее в других процессах – причем с участием тех же судей.

Решение по дому Мордвиновых вынесено коллегией горсуда в составе А. В. Белоногого, Е. В. Ильичевой, Н. А. Бутковой. Двое первых рассматривали апелляцию по делу о доме Абазы. Где, как и в случае с домом Мордвиновых, предмет охраны пытались урезать под проект «приспособления». И сделано это было с грубыми нарушениями: государственная историко-культурная экспертиза (ГИКЭ), выполнявшаяся с целью оценки соответствия проекта закону, заодно рекомендовала изменить в нужную инвестору сторону и предмет охраны. Тогда городской суд стоял на следующей правовой позиции: экспертное заключение не имеет целью определение или уточнение предмета охраны и рассматривает не сам объект, а проектную документацию, поэтому выводы акта ГИКЭ не могут служить основанием для изменения предмета охраны.

«Кроме того, – фиксировалось в определении, – на момент проведения экспертизы [2013 год] такая цель проведения экспертизы, как уточнение сведений об объекте культурного наследия, законом не была предусмотрена». Судебная коллегия согласилась и с тем, что «приспособление объекта под современные цели могло происходить только в пределах уже имеющегося (утвержденного) предмета охраны».

Осенью 2014 г. Куйбышевский районный суд вынес аналогичное решение (вступило в законную силу) по Баболовскому парку, констатировав: «Одновременное изменение предмета охраны объекта и его приспособление под современные цели невозможны».

Вводные по дому Мордвиновых те же: экспертиза проводилась в 2013 году, с единственной целью – определить возможность проведения работ по проекту приспособления под гостиницу. Но попутно предложила ощутимо сократить тот предмет охраны, с каким объект был включен в реестр в 2009 году.

КГИОП согласился с выводами ГИКЭ-2013 и определил рекомендованный ею новый предмет охраны.

Но если в случае с домом Абазы городской суд признал такие действия незаконными, то на этот раз счел, что «эксперты были вправе предложить уточнить сведения об объекте культурного наследия, в том числе и в части перечня предметов охраны», исключив перестроенные в 1970-х годах элементы. Хотя суд первой инстанции установил: «Из предмета охраны были произвольно исключены не только фрагменты здания, перестраивавшиеся в советский период времени, но и те элементы, которые бесспорно являются историческими и не подвергались позднейшим перестройкам (что не оспаривается участниками процесса)».

Один из административных истцов Павел Шапчиц обращает внимание и на то, что при вынесении определения городской суд неверно истолковал действовавшую на момент проведения экспертизы редакцию статьи 44 73-ФЗ. В ней под приспособлением объекта культурного наследия понимались работы, проводимые в целях создания условий для современного использования без изменения особенностей, составляющих предмет охраны данного объекта. Следовательно, экспертиза-2013 обязана была учитывать предмет охраны, официально утвержденный в составе документации, обосновывающей включение объекта в реестр. На 2013 год не существовало иных таких документов, кроме акта ГИКЭ -2009 и паспорта (где предмет охраны был один и тот же).

Но суд апелляционной инстанции посчитал, что предмет охраны дома Мордвиновых должным образом утвержден только распоряжением КГИОП от 16 октября 2015 г. – в предложенном ГИКЭ-2013 варианте. Если бы коллегия проявила последовательность, то в таком случае надлежало тотчас признать незаконными оспариваемые разрешения (от 10 и 16 июля 2015 г.), потому что закон запрещает производить работы в отсутствие установленного предмета охраны.

Но суд подводит совсем к иному выводу: выданные комитетом разрешения на строительство и работы по сохранению дома Мордвиновых «перестали нарушать права и законные интересы административных истцов, поскольку предполагаемые работы более не вторгаются в утвержденный предмет охраны».

Этот пассаж стал для истцов предметом особого удивления: ведь законность действий госоргана должна оцениваться исходя из того правового регулирования, которое действовало на момент их совершения. А что этот самый орган натворил после, для данного дела не имеет значения.

Утратившим доверие поверили на слово

Удивительно легкомысленно обошлись в апелляционной инстанции и с вопросом соответствия проекта приспособления требованиям законодательства. Фактически приняли на веру утверждения авторов экспертизы-2009 (М. Е. Мясникова, Е. А. Степанова и Э. Л. Иониди) о том, например, что увеличение высоты здания с 18 до 23 метров не внесет диссонанса в сложившееся архитектурное окружение. Хотя такие «специалисты» вообще доверия не вызывают: выполненные с их участием экспертизы не раз признавались судами незаконными, и Министерство культуры отказало им в продлении аттестации. Как минимум последнее обстоятельство суду известно доподлинно: в деле имеются соответствующие письма Минкульта.

Судя по тексту апелляционного определения, коллегия не определилась даже в вопросе о том, какой именно из двух весьма различных проектов (выполненный мастерской Даянова в 2013-м или студией Цыцина в 2014 г.) лежал в основе выданных КГИОП разрешений и, соответственно, подлежал экспертизе. Из госэкспертизы проектной документации СГСНЭ от 30.01.2015 следует, что строить будут по проекту Цыцина. Но почему тогда разрешения на строительство были выданы на основании экспертизы-2013, рассматривавшей проект Даянова?

Фокусники в мантиях

Не были приняты во внимание и доводы истцов, а также суда первой инстанции и позиция городской прокуратуры по такому принципиально важному вопросу, как применение подпункта 1 п. 1 ст. 5.1 73-ФЗ.

Между тем именно вокруг этой нормы, действующей с января прошлого года, ведутся наиболее ожесточенные баталии. Он чрезвычайно чувствителен для стройиндустрии, ибо вводит в границах территории объекта культурного наследия не только полный запрет на новое строительство, но и запрет на увеличение габаритов существующих там объектов.

Еще на стадии обсуждения нового ФЗ, когда его проект уже нашел поддержку в десятках регионов, глава петербургского КГИОП активно выступал против. И предпринимал всяческие усилия, чтобы добиться моратория на вступление в силу этого закона – «минимум на два года». Иначе, мол, вообще ничего нельзя будет строить, все проекты встанут. Хотя, казалось бы, строительство – не его забота. Тормознуть закон не удалось. И тогда после его вступления в силу Сергей Макаров стал настаивать на собственном толковании особо растревожившего его подпункта: якобы перечисленные там ограничения касаются территории объекта наследия, но не его самого и не распространяются на работы по сохранению (к ним закон относит и приспособление к современному использованию).

Такая позиция была блестяще разбита в суде первой инстанции, который определил, что предлагаемые КГИОП трактовки привели бы «к правовой незащищенности самого объекта культурного наследия, имеющего определенную культурную ценность, в отличие от каких-то иных объектов, расположенных на его территории, но такой ценностью не обладающих»; а снятие ограничений с работ по сохранению «обессмысливает запрет законодателя на увеличение объемно-пространственных характеристик существующих на территории памятника объектов».

Казалось бы, трудно опровергнуть и те доводы, на которые опирался суд первой инстанции, отказываясь признать «работами по сохранению» дома Мордвиновых предусмотренные проектом кардинальные действия: «поскольку ни физическая сохранность «дома Мордвиновых», ни его полная историко-культурная ценность не обеспечиваются, облик и интерьер здания не сохраняются». Судья Ирина Воробьева апеллировала и к смыслу ст. 3 73-ФЗ: ценность объектов культурного наследия определяется тем, что они являются подлинными источниками информации о зарождении и развитии культуры, свидетельством эпох и цивилизаций. Тогда как «возводимое новое 6-этажное здание гостиницы с подземным паркингом (с включением отдельных элементов от снесенного здания «Дома Мордвиновых») таким качеством подлинности обладать не может».

Суд апелляционной инстанции и не берется их опровергать. Просто отменяет решение Куйбышевского районного суда, не утруждаясь собственным убедительным толкованием спорных аспектов.

«Б» упало, «А» пропало – сохраняется объект

Горсуд признает, что по проекту корпус Б подлежит сносу, а на его месте возводится новый объект. Но не видит в этом ничего противозаконного, потому что на месте корпуса Б «не производится строительство самостоятельного объекта капитального строительства в виде отдельно стоящего здания, но производится продление существующего и сохраняемого корпуса А на территории бывшего корпуса Б».

Признавая, что проектом предполагается реконструкция объекта культурного наследия «Дом Мордвиновых», суд делает вывод о том, будто «реконструкция соотносится с разрешенной деятельностью на территории ОКН в связи с его приспособлением к современному использованию».

Однако реконструкция не входит в число видов работ по сохранению, исчерпывающий перечень которых установлен ст. 40 73 ФЗ. Эта позиция согласуется с судебной практикой. Она отражена, например, в решении Санкт-Петербургского городского суда по иску Горпрокуратуры к КГИОП, оставленном в силе определением ВС РФ от 01.06.2011 № 78-Г11-35. Этим определением утверждается: «Приспособление для современного использования изменения параметров объекта культурного наследия не предполагает».

И с 2011 года в статью 44 в указанной ВС РФ части изменения не вносились.

Тем не менее городской суд принял сторону КГИОП и определил, что работы по сохранению являются исключением, на которое не распространяются введенные подпунктом 1 ст. 5.1 73-ФЗ ограничения. Сопроводив это цитатами из норм закона, которые никак такое утверждение не обосновывают. Ни лингвистическим, ни системным, ни телеологическим толкованием закона судебная коллегия утруждаться не стала.

Хотя не только истцам было бы интересно, каким образом такое радикальное изменение объекта, как надстройка дома Мордвиновых тремя новыми этажами и расширение пятна застройки более чем в полтора раза, способствует сохранению подлинного памятника. И как предложенное судом толкование спорного подпункта соотносится с базовыми понятиями федерального законодательства.

Например, п. 1 ст. 33 ФЗ определяет, что включенные в реестр объекты подлежат госохране «в целях предотвращения их повреждения, разрушения или уничтожения, изменения облика и интерьера (в случае, если интерьер объекта культурного наследия относится к его предмету охраны)…»

Глава КГИОП Сергей Макаров настаивает на том, что закон вовсе не обязывает сохранять весь объект культурного наследия, достаточно сохранения предмета охраны. Хотя в процитированной статье единственная ссылка на предмет охраны относится исключительно к требованию о предотвращении изменения интерьера.

Определение суда, поддержавшее позицию КГИОП в том, что требование обеспечения сохранности объекта культурного наследия сводится к сохранению его предмета охраны, противоречит и другим положениям закона.

Так, подпункт 3 п. 1 ст. 5.1 73 ФЗ гласит: «На территории памятника, ансамбля или достопримечательного места разрешается ведение хозяйственной деятельности, не противоречащей требованиям обеспечения сохранности объекта культурного наследия и позволяющей обеспечить функционирование объекта культурного наследия в современных условиях». Именно объекта – а не каких-то его элементов.

Предмет охраны согласно ст. 18 73 ФЗ – это особенности объекта, послужившие основанием для его включения в реестр и подлежащие обязательному сохранению. При этом нигде в 73-м ФЗ не сказано, что предмет охраны – это единственные элементы или особенности объекта, которые подлежат сохранению. Напротив, в ряде статей 73-го ФЗ требования о сохранении предмета охраны и обеспечения сохранности самого объекта специально разводятся.

Преамбула ст. 47.3 73-го ФЗ в качестве главной цели соблюдения перечисляемых в ней требований определяет поддержание объектов культурного наследия в надлежащем техническом состоянии без ухудшения физического состояния и (или) изменения предмета охраны. Пункт 4 ст. 47.3 рассматривает угрозу ухудшения состояния объекта культурного наследия и (или) предмета охраны. Подпункт 2 п. 1 ст. 47.3 73 ФЗ запрещает проводить работы, изменяющие предмет охраны объекта культурного наследия либо ухудшающие условия, необходимые для сохранности объекта культурного наследия.

Идея о том, что предмет охраны – единственное, что подлежит безусловному сохранению в объекте культурного наследия, противоречит и ратифицированной нами Конвенции об охране всемирного культурного и природного наследия, где особое внимание уделяется сохранению целостности и подлинности памятников.

В целом же анализ определения апелляционного суда рождает ощущение, что Фемиде тут не только завязали глаза, но и выкрутили руки. Насколько стойко поведут себя «мундиры голубые» – покажет арбитраж, где законность разрешений КГИОП оспаривает прокуратура.